Катарское сокровище

— Так вы разве не знаете? Я ж говорил… Конечно, приходили. Да пока отец Пейре у нас в лесу не поселился — а тому уж года полтора как — мало кто из еретиков к нам в Мон-Марсель захаживал. Вот хлеб освященный — это да, это передавали по деревням, обычно пастухи как с перегонов вернутся, так корзину и до нас донесут. У нас люди собирались этот хлеб вместе есть. А когда Жакотта болела, отец пастухов в Акс посылал, где вроде бы знали люди, как совершенных найти. И нашли ведь какого-то… даже не знаю, как звали, нестарый еще был, проделал свое проклятое дело, штуку сукна забрал в уплату и ушел. Матушка ему с собой, помнится, рыбы сготовила. За то, выходит, сготовила, что он сестренку уморить приказал…

— А с появлением… еретика Пейре? Часто у вас люди собирались?

— Как отцу Пейре угодно было. Он ходить-то по домам не любит, ему лучше, чтобы к нему шли и с собой подарки несли… Но по праздникам-то, грех сказать, захаживал, так что я в этом году ни на Рождество, ни на Пасху в церкви не был…

Антуан, к великому недовольству брата Франсуа, не сказал ничего нового. Как назло, даже не назвал ни одного имени, ранее не встречавшегося в протоколах. Все тот же вечный Марсель Альзу Кривой, те же сыновья байля с женами, тот же Раймон Пастух, брат красавицы Гильеметты и большой любитель женского пола. Старуха Мангарда — от этой толку и вовсе нет, она покаялась в первые же дни. А Антуана, похоже, более всего занимали собственные грехи: к ним он и сводил любой разговор, расспрашивая слезно, осталась ли у него хоть малая надежда на Чистилище после таких ужасных предательств. Имен же он по большей части либо не знал (не доверял ему отчим, и был, признаться, совершенно прав), либо не помнил: по собственным словам, он старался как можно меньше дела иметь с катарской компанией Мон-Марселя. Вот в лес к отцу Пейре — да, ходил. Отчим посылал, когда сам ленился или когда времени не было: далеко все-таки, и дорога скверная, сплошной бурелом и колючки, да скальные камни. Плохой тут лес, по такому по своей воле не гуляют.

Аймеровы стопы отлично помнили эти самые колючки: голые ноги саднило по самые лодыжки. Одного взгляда на их с Франсуа ноги могло бы хватить кому опытному, чтобы догадаться, где они были этой ночью.

— Как вы относились к Старцу? Испытывали к нему что-либо вроде благоговения, склонялись ли когда-либо к его учению?

— Да как… Когда он говорил и смотрел — бывало, склонялся, да это ж у всех так. А как переставал его видеть, так радовался, что без него остался наконец!

— Почему радовались?

— Отче, я и не знаю… Ну… не смотрел больше он на меня, уже хорошо… Он же, Старец этот, когда смотрит, как будто в голове рыщет, или тянет из тебя чего. Отче, — добавил он почти шепотом, — я думаю, что он — не совсем человек. Я думаю — и старая Жанна так же говорила — что в отце Пейре сидит, сохрани Господи, здоровенный дьявол. Как тот, со свиньями, которого звали Легион…

— А вы, я смотрю, с Писанием отчасти знакомы! Не Совершенный ли Пейре вас просвещал?

— Отче, да я ж в церкви-то часто Писание слушал. Когда еще мог туда ходить…

Спрошен наконец о синяке, Антуан будничным голосом подтвердил, что да, это отчим ударил — они с утра поссорились: Бермон, увидев, что франкская стража исчезла, немедля послал пасынка в лес, предупредить Совершенного и заодно проверить, все ли в порядке. Он не слишком высокого мнения был о разуме инквизиторов и католиков вообще, однако все же понимал, что самому ему сейчас лучше никуда не ходить. Мало ему вызова на трибунал, с которым он и так тянул, сколько возможно.

— А вы, стало быть, отказались предупреждать еретика?

— Попробовал, отче… Какое там, откажешься! Он, как всегда, про матушку стал говорить плохо. Обещал ей разное… дурное сделать, если она меня не заставит. Я и пошел… только не смог совсем. Прошел всего ничего, а там у нас самшит, колючки всякие — и вдруг показалось мне: так и Господь Иисус Христос пытается по Мон-Марселю идти, а я, как колючки эти, Его за одежду хватаю, раны наношу… Ясно увидел, будто видение прямо: идет Господь по нашему лесу, бледный такой, как на Распятии, и ноги все в крови. Я… сел в лесу и… ну, там немножко плакал. Потом встал и… пошел сюда. К вам. В обход. Снизу.