Катары

На следующее утро, 12 сентября, Монфор прослушал мессу в часовне донжона, затем держал совет со своими приближенными. Тем временем в город ворвались несколько вражеских рыцарей; тогда граф попросил у епископа разрешение начать бой. Поскольку дело было неотложное, разрешение было дано, и все отправились чистить оружие. Один из вассалов графа подсчитал его силы: там было восемьсот рыцарей и сержантов и несколько пехотинцев. По словам Пьера де Во-де-Серне, их противников у стен Мюре собралось «больше ста тысяч» (что представляется совершенно неправдоподобным и даже невозможным, учитывая, на каком небольшом пространстве все это происходило).

Епископ Тулузский благословил воинов, пообещал им «поручиться за них в день Страшного суда», и на равнине перед городом завязался бой между армией Монфора и войсками короля Арагонского и графа Тулузского. Арагонский король был убит в первой же схватке; кровь ручьями струилась из его ран:

Уж ранен доблестный король, уж он в крови лежит,

Та кровь струится по земле и, как ручей, бежит.

(ПКП, 140)

Его воины тотчас обратились в бегство, но бой продолжался до вечера. Войска графа де Монфора преследовали убегавших, а тем временем войска графа Тулузского, до тех пор в сражение не вступавшие, попытались войти в Мюре, где их и заперли крестоносцы Монфора. После битвы тот возблагодарил Господа за дарованную победу и отдал бедным своего коня и свои доспехи.

* * *

После этой победы, одержанной войсками Монфора, которые можно было бы назвать «силами порядка», и гибели на поле боя короля Арагонского, который был словно бы ударным кулаком трех графов (ив особенности графа Тулузского), семь епископов и три аббата, еще остававшиеся в Мюре, попытались вернуть тулузцев в лоно Церкви и заставить их подчиниться распоряжениям папы.

Отчасти им это удалось: граф Тулузский и его вассалы клятвенно обещали повиноваться папе римскому. Преисполненные недоверия епископы потребовали, чтобы они, в залог того, что обещание будет выполнено, выдали двести заложников, учитывая, что Тулуза — большой город с многочисленным населением; тулузцы немного поторговались, предложили сначала шестьдесят заложников, но в конце концов заявили, что не дадут ни одного. Так что дело окончилось ничем. Папа, занятый проповедью и подготовкой к Пятому крестовому походу против турок, на некоторое время позабыл о Лангедоке, раздумывая, какой рыцарь способен был бы заменить победителя Альмохадов. Окситания же, и в первую очередь Тулуза, не забудет стихов анонимного продолжателя «Песни о крестовом походе», взявшего перо начиная со 131 лессы, чтобы прославить память этого короля-рыцаря:

Какой это был удар, какой траур, какая великая скорбь,

когда король Арагона упал, окровавленный, на траву!

Какая утрата, скольких рыцарей забрала смерть!

Позор христианскому миру, допустившему такое!

(ПКП, 141)

Больше всего в этой битве потеряли: в человеческих жизнях — город Тулуза, а в политическом плане — граф Раймонд VI. Яростное нападение французских рыцарей на тулузскую пехоту более напоминало жестокую резню, чем честный бой, и на следующий день целыми и невредимыми среди тулузцев оставались лишь дети да старики. Что касается Симона де Монфора, то он после своей победы не решился повести войска на город: опасался ли он столкновения с его жителями, которых разгоревшаяся жажда мести могла превратить в свору разъяренных собак, или попросту боялся получить в сердце стрелу, пущенную карающей рукой тулузского лучника из какого-нибудь укрытия?

Одни лишь епископы под водительством Фулька найдут в себе достаточно моральных сил и мужества для того, чтобы войти в Тулузу и обсуждать там условия, на которых им подчинятся город и тулузские земли. Тем не менее именно папа, через посредничество французского кардинала-легата Роберта де Курсона, официально подтвердит передачу владений, принадлежавших графу Раймонду VI Тулузскому — Ажене, Альбижуа, Керси и Руерга, — Симону де Монфору. Последний становился опосредованным вассалом Филиппа Августа, которому официально не сообщили об этой замене, что представляло собой нарушение феодального права. Тем не менее, поскольку все, что было связано с этим правом, должно было быть закреплено и узаконено папой, эта передача феодов и сюзеренитета была предварительно утверждена в январе 1215 года собором в Монпелье, проходившим под началом кардинала-легата Пьера де Беневана, в ожидании вселенского Латеранского собора, который должен был открыться в Риме 11 ноября 1215 года.

7 СОБОР В МОНПЕЛЬЕ И ЛАТЕРАНСКИЙ СОБОР (январь 1215 г. — январь 1216 г.)