Катары

«Довольно болтать вздор, добрые люди! — будто бы крикнул он, не спешиваясь. — Этот город принадлежит мне, и я прихожу сюда когда и как захочу. Вы и ваш граф причинили мне большой ущерб, и вы об этом сильно пожалеете. Ваши бароны только что украли у меня Бокер, Прованс, графство Венессен и Валентинуа; за один только месяц я получил больше двадцати донесений и свидетельств, в которых говорится о подлом предательстве вашего графа, так что я, Монфор, всех вас считаю виновными. Я знаю, вы все подстроили так, чтобы старик Раймонд вернулся в Тулузу и выгнал меня оттуда, и я заставлю вас за это поплатиться. Клянусь Святым Крестом — так же верно, как то, что меня зовут Монфор, верно и то, что я расстанусь с этим шлемом и этой кольчугой лишь тогда, когда вы отдадите мне в заложники самых богатых ваших горожан, и горе тому, кто осмелится мне противоречить!»

Именитые тулузцы, дрожа, молили и все отрицали: в их сердцах, уверяли они, нет ни на грош лукавства, они не устраивали заговоров с целью погубить графа де Монфора, а те, кто донес до него эти лживые известия, — зловредные создания.

«Вы отъявленные лицемеры, — ответил им Монфор, — я знаю, что ни один из вас меня не уважает и что вы радовались бы, если бы я утратил свое графство... Право слово! вы что же, Монфора не знаете?»

Сопровождавшие графа рыцари попытались его успокоить.

«Остерегайтесь, граф, — сказал ему один из них, Одри Фламандец, — тулузцы горды, и унижать их так, как вы сейчас это сделали, означает подвергать себя смертельной опасности: играя в эту игру, вы рискуете оказаться под землей».

«Сеньор рыцарь, — отвечал Монфор, — у меня нет выбора. У меня в кармане не осталось ни гроша, я вложил все, что у меня было, в крестовый поход, и те крестоносцы, которые последовали за мной, не богаче меня; Тулуза — богатый город, я, должно быть, найду здесь, чем заплатить моим солдатам и моим людям: все они бедны, и, боюсь, если я этого не сделаю, они меня покинут. Так что пусть глупая болтовня этих тулузцев немедленно смолкнет: сражаюсь-то я, а не эти размазни. Пусть их схватят и отправят гнить в подвалах нарбоннского замка, а мы тем временем поживимся их имуществом; когда наш кошель наполнится, мы снова отправимся сражаться в Прованс. Но пусть они знают: перед тем мы разграбим этот город и, поскольку граф Тулузский и тулузцы только что украли у меня Прованс, я снова его отвоюю на их деньги».

Симон был вне себя от ярости и готов на все. Его брат Ги де Монфор, присоединившийся к нему у Бокера, попытался его успокоить и вразумить [109].

«Брат, — сказал он ему, — послушайте меня, тулузцы богаты, это правда. Так заберите у них пятую часть их богатства или даже четверть, и никто не будет на вас в обиде; но не разоряйте этот город, после Парижа прекраснейший во всем французском королевстве. Разрушив его, вы богаче не станете; напротив, и вы потеряете честь, и славе Божией это не послужит».

«Брат, — отвечал ему Монфор, — мои люди грозятся разойтись по домам, если я им не заплачу, и у меня нет ни малейших причин щадить Тулузу: тулузцы меня ненавидят, это всем известно, с самого начала крестового похода... Я соберу здесь много денег, и вскоре падут и Бокер, и Авиньон».

Тогда вмешался тулузский законник, мэтр Робер. Он тоже попытался образумить «благородного графа»: «Мессир граф, давайте поговорим начистоту. Кажется, вы забыли, что этот край был доверен вам папой и что вы действуете здесь от его имени; если вы заденете правосудие и право, то обесчестите Церковь Христову. Если тулузцы говорят, что они невиновны, вы не имеете права без суда отнимать у них имущество. Недостаточно обвинить их, прежде чем их наказывать, надо доказать, что они поступили плохо».

Тем временем Фульк, епископ Тулузский, последовавший за Монфором в Бокер, расхаживал по городским улицам и строго внушал его жителям: Встречайте же радостно и приветливо графа де Монфора и льва, украшающего его знамя! Откройте безропотно двери своих домов его людям, продайте им то, что они просят, будьте уверены, они хорошо вам заплатят, это не рейтары, не наемники, это честные люди, которые и кружки воды не украдут у ближнего!»