Катастрофа

Что до Зурова, то жизнь его совсем не грустна — с месяц тому назад оказался у него какой-то нарыв на заднице, который ему в больнице разрезали — только и всего — и все это уже прошло. Вот моя жизнь от него действительно грустна, — грустна, даже можно сказать, страшна, — уже 14 лет! Вы даже и вообразить не можете, что это за человек! Да и никто этого вообразить не может — ведь всюду и со всеми он ковром под ноги стелется — кому ж придет в голову, какой он со мной и с Верой Ник., — со мной, который всю жизнь его создал, вытащил из безвестности, привез из рижской ничтожности во Францию, написал о нем первую хвалебную статейку, у которого он 14 лет на шее сидит, — и с В.Н., которая не надышится на него, как на любимейшего сына, а он то и дело орет на нее как последний солдафон! Шантажируя моей жалостью к В. Н., — она зачахла бы с горя, если бы я его наконец выгнал, — зная, что я ради нее без конца терпел и терплю его, он дошел до такой наглости, такого дикого, невообразимого хамства, которому имени нет! Вот примеры, — а я их мог бы привести десятки: уехал он прошлой весной с ночевкой в Ниццу, а я утром читаю строжайшее распоряжение о затемнении окон по вечерам, иду в его комнату и вешаю в его комнате вместо легонькой занавески на окна плотную, — вечером он является — и я слышу, весь дом дрожит от его рева на В. Н. — «кто смел переменить у меня занавеску?!» Выхожу и говорю: «Я переменил. Не смейте орать!» А он хватает палку — и на меня… Летом сели мы раз за обед — я, В. Н. и Аля — вдруг он врывается в столовую, зеленый от бешенства, и, глядя на меня в упор, орет: «Кто потоптал у меня горох на огороде? Буду того как собаку бить!» Говорю: «Вы хотите сказать, что и меня будете бить?» — «Да, да, и вас!» Я хватаю бутылку, он стул, Аля хватает его сзади за руки, В. Н., белая как мел от ужаса, с воплем между нами… (Горох потоптали, вероятно, итальянск. солдаты, рывшие окопы возле нас все лето.) А вот еще пример: 15 дек. подхожу вечером от соседа к нашему дому и слышу— орет, как бык, на В.Н.: «Нет, вы свинья, свинья и свинья! Врывается ко мне, когда я пишу, ищет какое-то свое дурацкое письмо, пишет без конца эти письма, болтливая сорока!» Вхожу в дом, стою вне себя в прихожей — продолжает орать: «То этот старый дурак беспокоит меня, то эта старая дура и свинья!» Со слезами ужаса иду в свою комнату — что же мне делать? Убить его чем попадя — она тоже упадет замертво, у нее, слабой, худой, как скелет, бледной, как снег, сердце разорвется… И все это, дорогой мой, не какие-нибудь дикие сказки, а правда слово в слово — клянусь Вам Богом и всеми святыми!

И все это пусть останется между нами: не пишите мне об этом, В. Н. может прочесть письмо Ваше — и что тогда будет!

Обнимаю Вас сердечно, кланяюсь Варваре Михайловне.

Ваш Ив. Бунин.

2

И. А. Бунин — Я. Б. Полонскому, Грас

17.1.45

Ледяная Villa Jeannette.

Милые друзья, как Вам не грех! Сто лет от Вас ни единого слова! Только стороной узнал, что Вы живы, здоровы, благополучны и вернулись на свою квартиру, чудом не разграбленную. Напишите, пожалуйста, какие имеете новости от Марка Александровича, что он пишет о себе и обо всех сущих с ним. Я от него имел только одну открытку от 2 окт. Просит сообщить, что с нами, как живем, просит прислать что-нибудь для «Нов. журн.», который еще существует, и обещает: будут посланные нам (30 писателям) посылки, продовольственные, — «как только будет возможно послать» (т. е. один Бог знает когда, меж тем как мы, — мы по крайней мере, здесь, буквально дохнем с голоду да еще в полярном холоде). Была кроме того телеграмма от него и от Мих. Осип. — извещение, что посылается мне 100 дол., кои я и получил, чуть не рыдая от горя: 4900 ф.!! Не нужно было и посылать — погибшие доллары! А меж тем я болен, и, кажется, скверно болен: уж не говорю о предельной слабости от голода, но что-то случилось у меня в печени — уже давняя болевая точка при некоторых движениях. Припадки болей печеночных — это дело простое, понятное, а вот это что? Colomban (здешний доктор и наш новый мэр) говорит, что прежде всего нужен питательный режим, т. е. нечто невозможное при моей нищете, затем — сделать радиографию в Ницце, что тоже невозможно, ибо далеко не дешево…

Вот, как мы живем. Напишите о себе. Целую Вас всех трех.

Ив. Б.

3

И. А. Бунин— Я. Б. Полонскому, Грас

10.2.45