Катастрофа на шоссе

– Да. Он, конечно, существует. Сидит себе дома и посмеивается, что здорово нас облапошил. Хотя весьма возможно, что его смех скоро оборвется…

– Где он? Где-нибудь в ФРГ?

– Это не столь важно. Смех его оборвется, как только он узнает, что инженер погиб. И – можете отнестись к этому скептически, дескать, фантазия старика! – как только узнает еще об одной смерти.

Лазинский застыл на месте.

– Где? Какая смерть?

– Где-то здесь. Не выпытывайте, я еще и сам не знаю.

– Ничего не понимаю. Умрет еще кто-нибудь?

– Уже умер, – тихо произнес Шимчик. – Я думаю, что Голиан тогда надул наших коллег из Праги. Хотя вопрос о господах из Мюнхена остается открытым: сделал ли он все то, что они требовали от него. Он, безусловно, добился доверия наших товарищей из органов госбезопасности и отлично закрепился на таком месте, которое устраивало его и его шефов. Господ из Мюнхена. – Шимчик стряхнул пепел.

– Вы полагаете, – Лазинский слышал свой голос издалека, словно чужой, – вы считаете, что он был шпионом?

– Черт его знает, пока у меня нет доказательств. Несмотря на то, что он хотел еще раз сбежать.

– Согласен. Но хотел ли Голиан бежать за границу?

– А документы в его портфеле? Вы только подумайте.

Лазинский молчал. У него была своя версия, и он не хотел ее обнародовать, «терпение, терпение, может быть, осталось всего несколько часов».

– Нет, – упорствовал капитан Шимчик, – ему необходимо было бежать, и именно за границу. Еще недавно, позавчера или неделю назад, он чувствовал себя в безопасности, выжидал, но его уверенность вдруг рухнула, рассыпалась, словно карточный домик.

– Вчера? А вы не переоцениваете открытку его жены?

– Нет. И Бауманна тоже.

– Возможно, не Голиан списывал формулы, наши ребята нашли там и другие отпечатки пальцев. Кроме того, если вы не ошиблись и Голиан действительно занимался шпионажем, – такую школьную ошибку он не мог бы совершить. Скандалить с Бауманном, делать вид, что его обокрали, более того, оставить столь явственные отпечатки на его бумагах! Ведь это же…

– Конечно, – перебил его Шимчик, – шпион такого не натворит, про такое писали лишь в плохих детективных романах, где западные агенты были круглыми идиотами. Но здесь имеются кое-какие детали: например, неожиданные события, фактор времени. А что, если у него вдруг под ногами начала гореть земля? Это уже не пустяк. Вдруг вся история с открытием и документацией Бауманна – мошенничество?

– Значит, вы и старика подозреваете? – удивился Лазинский.

Их поездка на вокзал за Бауманном, интерес к тому, как он будет вести себя, узнав о гибели Голиана, список сотрудников, отпечатки пальцев – как доказательство… Дурит Шимчик, что ли? Годы и годы ругал Швика, защищал людей от болезненного недоверия и вдруг – сам!

– Все совсем наоборот. – Взгляд Шимчика скользнул и остановился на уродливой черепахе. – Но только это зависит от точки зрения!

– Точка зрения, товарищ капитан, если я вас, конечно, правильно понял, точка зрения такова: сейчас мы не имеем никаких доказательств!

– Нет, это не так, одно доказательство у нас есть, и довольно серьезное. Ведь Бауманн держал свои бумаги в том же самом сейфе, от которого были ключи и у покойного. Более того, эти ключи он дал Голиану сам. Зачем?

– Но его опыты? Стеглик и его коллега тоже инженеры, специалисты, почему они оба стояли горой за открытие, когда говорили с Сагой? Ведь они сами эти опыты проводили! Понимали дело! Неужели и они клюнули на липу вместе с Голианом?

Солнце садилось, наступил душный июньский вечер. Юноша, загоравший на плоской крыше против их окон, складывал одеяло. Его стройная спортивная фигура четко выделялась на фоне неба.

– Речь могла идти о каких-то других опытах, – сказал Шимчик, все еще не поднимая головы.

– Опыты уже настоящие?

– Конечно.

– А в сейфе – камуфляж?

– Да.

– Для того, чтоб Голиан попался и Бауманы мог его отсюда выжить?

– Так говорит Сага, чтобы очернить Бауманна. Он старика не любит.

– Возможно, у него есть причины, – заметил Лазинский.

Шимчик ушел, еще раз напомнив, что надо дозвониться в Прагу. Лазинский кивнул и пододвинул к себе телефон. Хотелось есть, мучила жажда и одолевало смятение: уж очень уверенно говорил Шимчик. «Ну да ладно, – успокоил он себя, – я ведь тоже уверен в своей правоте» – и, подняв трубку, он набрал нужный номер.

Через час вернувшийся от начальника Шимчик уже не застал Лазинского. На журнальном столике лежала наскоро нацарапанная записка: «Бренч принес телеграмму, она у вас на столе. Я отправил его обратно на почту выяснить, кто звонил по междугородной в Михаляны. С Прагой говорил, подробности при встрече. Если уйдете, оставьте распоряжение».

Капитан скомкал записку, взял телеграмму и несколько раз прочел: «Поздравьте пожалуйста моего имени Верону. У меня нет адреса. Приветом Дезидер Голиан».