Катастрофа на Волге

Немецкий фельдфебель возвращается из советского плена

Вскоре на одном из участков к югу от Харькова возник очередной кризис. Советское командование, видимо, вновь пыталось прорвать нашу оборону. Удар удалось парировать, пустив в ход зенитные орудия калибра 8,8 и вновь прибывшую дивизию. Однако советским частям удалось захватить некоторое количество пленных из 44-й пехотной дивизии. В их числе был — фамилию я его забыл — некий фельдфебель, командир взвода пехотного полка. Через несколько дней дивизия сообщила, к нашему удивлению, что взятый в плен фельдфебель вернулся в свою воинскую часть. Разведывательный отдел дивизии в своем донесении добавлял, что вернувшийся фельдфебель всюду рассказывает, будто бы солдаты и офицеры Красной Армии обращались с ним хорошо. Эти сообщения, шедшие вразрез с нашей пропагандой, вызвали немалое волнение в разведывательном отделе штаба армии. Я присутствовал при том, как начальник отдела докладывал о происшествии на обсуждении обстановки у начальника штаба. Он уже приказал доставить в штаб армии фельдфебеля в сопровождении одного из офицеров, так как эта история казалась ему весьма загадочной. Допрошенный офицером разведки фельдфебель сообщил, что ему удалось бежать из плена. Тем не менее с пленными, по его словам, обращались гуманно. И во фронтовых частях, а позднее и в вышестоящих инстанциях, в штабах, где их допрашивали, у пленных всего было вдоволь — еды, питья, курева. А что пленных якобы бьют или расстреливают на месте, то этого и в помине нет.

Все это казалось нам неправдоподобным. Начальник разведывательного отдела считал, что фельдфебель подослан в свою часть в целях ее деморализации. Если даже это не так, то его пребывание там подрывает моральное состояние этой части. Поэтому он предложил перевести фельдфебеля в запасную часть с категорическим запрещением посылать его на Восточный фронт. С предложением согласились.

Принятая мера не могла все же помешать оживленным толкам, возникшим в дивизии по поводу происшествия. Большинство стояло на той точке зрения, что пленный был отослан обратно с вполне определенным заданием, поэтому с ним так хорошо и обращались. Сообщению его верили лишь немногие. Но нам так никогда и не стало известно, что произошло в действительности.

Случай с фельдфебелем дал пищу для разговоров и среди офицеров штаба армии. Я вполне допускал, что в данном случае это не было бегством из плена, однако сомневался в том, целесообразно ли переводить фельдфебеля в запасные части, о чем и сказал Паулюсу.

— Не вызовем ли мы таким образом сами нежелательную дискуссию в полку, да, пожалуй, и в дивизии? Ведь фельдфебель получил от своего ротного командира хорошую характеристику, он известен как образцовый, верный своему долгу солдат, который всегда вел себя хорошо. У него не было ни одного взыскания, его уважают и начальники, и починенные. Мне кажется, что именно тогда и начнутся те самые неприятные разговоры, которых мы хотим избежать. Немало солдат станет сомневаться в правдивости нашей пропаганды.

Командующий задумался, потом ответил:

— Попробуем стать на сторону вернувшегося из плена, предположим, что он не имел особого задания. Даже тогда его пребывание в части представляет собой известную опасность. Ему все время придется давать объяснения. Оборот, который приняли обстоятельства, благоприятствует вражеской пропаганде. Поэтому я согласен с предложением нашего отдела контрразведки.

Я говорил также с офицером, который вел допрос, и изложил ему свои опасения.

Он улыбнулся:

— Эту опасность мы тоже предусмотрели и поэтому информировали дивизию следующим образом: дополнительная проверка в штабе армии показала, что все, что рассказывал фельдфебель, не соответствует действительности. Вернее всего, он получил от русских задание подстрекать своих товарищей к дезертирству.

Я онемел от удивления. Затем спросил:

— Это что, вполне достоверно?

— Конечно, это не буквально так, — отвечал офицер, — но я того мнения, что таким путем будет положен предел обсуждению этой истории.

Долго еще потом размышлял я над тем, каким способом и с помощью каких приемов разделались с этой проблемой. Разумеется, и здесь обнаруживалось противоречие между нашей официальной пропагандой и действительностью. Мы все постоянно внушали нашим солдатам, что русский не оставляет пленных в живых. Он-де их допрашивает и тут же приканчивает. Между тем фельдфебель рассказывал о немецких солдатах, которые попали в плен еще в 1941 году. Им, по его словам, жилось хорошо. Кому же верить? Фельдфебель называл фамилии и воинскую часть солдат, с которыми он виделся и говорил по ту сторону фронта. Эти сведения можно было проверить. Изобличить его во лжи было бы легко. Но какую цель преследовали красные, отправив обратно нашего командира взвода? Какое он фактически получил задание?