Катастрофа на Волге

— Соедините меня с группой армий «Б».

Офицер оперативного отдела группы армий принял первое донесение 6-й армии об артиллерийской подготовке противника.

С этого момента телефон в кабинете начальника штаба звонил почти не переставая. Донесения, запросы, распоряжения следовали одно за другим. Подготавливался вывод XIV танкового корпуса из города. Генеральный штаб получал информацию о происходящем от своего офицера связи при 6-й армии по его собственной радиостанции; то был майор генерального штаба фон Цитцевич, сменивший майора Менцеля. Но мы все еще не знали ничего определенного о намерениях и направлении удара противника. Наконец около 7 часов генерал Штрекер снова дал о себе знать.

Прорыв у румын

— Противник нанес удар со своего плацдарма. Мы пока удерживаем свои позиции. Удар нанесен по 3-й румынской армии, 376-я пехотная дивизия сообщает, что русские прорвали позиции IV румынского армейского корпуса и продвигаются вперед в южном направлении. Совершенно неясно положение 1-й румынской кавалерийской дивизии. Она уже не имеет никакой связи с левым соседом. Я переброшу 376-ю пехотную дивизию для прикрытия нашего фланга, развернув ее фронтом на запад. Нарушена телефонная связь с 44-й пехотной дивизией. Связной мотоциклист доложил, что артиллерийским обстрелом почти вовсе разгромлены передовые позиции у румын, танки красных все сровняли с землей.

Паулюс одобрил переброску 376-й пехотной дивизии на отсечную позицию, потребовал восстановления связи с 14-й танковой дивизией, а 1-ю румынскую кавалерийскую дивизию, отошедшую на восток, подчинил XI армейскому корпусу.

Из штаба группы армий «Б» мы узнали, что советская артиллерия в течение многих часов обрушивала тысячи тонн стали на позиции 3-й румынской армии. Затем две ударные армии прорвались с плацдарма у Клетской и Серафимовича. Румыны, видимо, храбро оборонялись, но были смяты и обращены в бегство. В настоящее время советские бронетанковые соединения, механизированные пехотные части и кавалерия неудержимо движутся дальше на запад. Ни германский, ни румынский штаб не могли сказать, где находятся передовые части наступающего противника. Одно было ясно: уже создана угроза 6-й армии с тыла.

Не удались также мои попытки получить представление о потерях, постигших XI армейский корпус. Адъютант корпуса сообщил мне, что начиная с раннего утра связь почти постоянно нарушена. По его мнению, надо считаться с весьма большими потерями в 44-й и 376-й пехотных дивизиях. 19 ноября офицеры штаба армии провели в томительном ожидании. Потом с каждым часом все более учащались сообщения о катастрофе. Хотя мы к вечеру еще не имели точного представления о масштабе советских успехов, но каждому было ясно, что нам угрожает смертельная опасность. Около 19 часов я явился с докладом к Паулюсу. Сутулясь, он шагал взад и вперед по комнате. Чаще обычного нервно подергивалось его лицо. Он остановился передо мной.

— Итак, случилось то, что я предсказывал в течение недель. Гитлер не хотел признаватьто, что ясно было любому простому солдату. А Кейтель и Йодль его в этом поддерживали. Несколько недель от нас отделывались пустыми фразами. Теперь мы должны расхлебывать кашу. При этом мы еще вовсе не знаем, удастся ли нам приостановить контрнаступление Красной Армии.

Я молча кивал головой, ведь меня терзали те же мысли. Взволнованно Паулюс продолжал:

— Нам угрожает колоссальная опасность. Я вижу только один выход из создавшегося положения: отход на юго-запад. Необходимо действовать быстро.

Таково было и мое мнение. Поэтому я спросил:

— Действительно ли в этом случае командование армии должно испрашивать согласие генерального штаба? Ведь сейчас речь идет о 330 тысячах человек.

— Именно потому, что дело идет о том, быть или не быть всей 6-й армии, я, как вы знаете, предложил оставить Сталинград. Это было отвергнуто. Все еще остается в силе приказ, согласно которому ни один главнокомандующий группой армий или командующий армией не имеет права без разрешения Гитлера оставить населенный пункт или даже окоп. Разумеется, этим парализуется решимость всякого командующего армией. Однако на что же это похоже, если в условиях войны приказы больше не будут выполняться? Как это отразилось бы на армии? Чем большей властью обладает генерал, тем в большей мере он должен быть для своих солдат образцом в соблюдении приказов.

Эта принципиальная позиция определяла поведение Паулюса и в последующие дни. Как бы повелительно ни требовали обстоятельства действовать самостоятельно, Паулюс постоянно колебался, но не принимал решения. Он оставался послушным генералом. В этом его поддерживали и темпераментный, но фанатичный начальник штаба генерал-майор Шмидт, и большинство командиров корпусов. Да и я сам, несмотря на переживаемую мной душевную коллизию, не мог преодолеть эти хотя и мучительные, но безысходные колебания.

Наши первые контрмеры