Катастрофа отменяется

— А какая это женщина! Вы только подумайте, ведь она сама вела почти всю разведку! Ну конечно, подпольщики помогали нам, но она даже военную разведку вела! И какой человек! — Голос ее вдруг погас, как будто все ее мужество исчезло. Она оперлась на руку Тимохова, почти прошептала: — Идемте, товарищ майор, идемте! — И с трудом, как только перенесшая тяжкую болезнь, зашагала к открытой двери.

А по коридору вслед им доносились тихие слова любви, благодарности судьбе и удивления счастью, которое бывает возможно даже среди бед, боли и горя войны. К голосу Суслова уже добавился слабый, едва слышный голос женщины, и это был голос жизни, противостоящий войне и смерти.

Москва — Малеевка

1944—1963

СВЕТ В ЗАТЕМНЕННОМ МИРЕ

1

Подполковник Масленников строго придерживался мнения, что женщинам не место в армии, особенно в действующей.

— Не женское это дело — воевать, — убежденно говорил он.

И не удивительно, что в возглавляемом им отделе разведки не было ни одной женщины. Даже за пишущими машинками здесь восседали усатые старшины, а почтой ведал высокий широкоплечий и малоразговорчивый фельдъегерь.

В первый период войны это, пожалуй, было оправдано. Когда случалось, что через оборонительный рубеж прорывались вражеские танки, отдел Масленникова немедленно превращался в боевое подразделение, вступал в бой и частенько выручал штаб из беды. Все работники отдела хорошо знали различные виды оружия: метко стреляли из винтовок, автоматов, противотанковых ружей, уничтожали гитлеровцев и их технику гранатами, а при особой нужде становились и пушкарями, тем более что при прорывах противника вести огонь чаще всего приходилось прямой наводкой.

Но теперь шел четвертый год войны, и в подобное положение попадали лишь штабы немецких войск. Тем не менее точка зрения подполковника Масленникова на женщин-военнослужащих не менялась.

Сам он отдал разведывательной работе всю свою сознательную жизнь, лет этак двадцать пять. И все эти годы, едва заслышав о какой-нибудь неудаче у товарищей по отделу, не без сарказма повторял известную французскую поговорку: «Cherchez la femme!»

У него лично неудач не случалось. Разве что незначительные. Репутация опытного разведчика установилась за ним давным-давно. Никто из сослуживцев уже и не помнил, с чего она началась. Да и служили с ним теперь люди молодые, не очень оперенные.

Докладывая о результатах какой-нибудь операции по начальству или делясь опытом с молодыми сотрудниками, полковник заканчивал свою речь всегда одинаково:

— Женщины в деле участия не принимали…

Над ним втихомолку посмеивались. Вслух же никто не решался упрекать подполковника — человек он был весьма уважаемый. Но некоторые из молодых офицеров отдела при случае, с этакой задумчивостью на лице, спрашивали:

— А может, подполковник и прав? Было же такое правило на флоте: не брать на корабль женщину. Или у горняков: не пускать женщину в забой.

Вольнодумцы принимались опровергать эту домостроевскую точку зрения. Но так как женщин в отделе не было, спор превращался в схоластическую болтовню, похожую на спор теологов о том, сколько бесов может уместиться на острие иголки. А ссылаться на работу других отделов почиталось неприличным. Известно, тот штаб, в котором ты служишь, является самым лучшим из возможных…

Уже то, что подобные споры могли возникать, что на них хватало времени, показывало: дела в армии шли отлично! И это было действительно так: армия вышла к границам Германии…

Масленников, конечно, догадывался, что ехидные разговоры за его спиной ведутся, но чужим мнением не интересовался. Он-то знал, о чем говорил! Один раз в него стреляли — и это была женщина; другой раз пытались отравить — и тоже женщина. В зарубежных разведках все шло в дело: соблазн, шантаж, убийство. А он предпочитал, чтобы трудное дело разведки было в мужских руках.

Сегодня Масленников был в отличном расположении духа. Он только что вернулся с передовой, где полковые разведчики проложили тропу через линию фронта и показали ему в стереотрубу Германию. Багровая земля за шестью рядами колючей проволоки, поля бурого цвета, с которых так и не убрали урожай, разбитые здания мызы Гроссгарбе, а дальше, за скатом, колокольня маленькой кирхи и монастырь — то, что осталось от бывшей крепости крестоносцев, которая именовалась Раппе… Из исторической справки подполковник знал, что когда-то это был страшный замок крестоносцев, о стены которого многократно разбивались волны восстаний литовского народа, в ворота которого уже трижды в истории вступали русские. Теперь готовились вступить в четвертый раз.

Так вот она какая Германия!.. Еще совсем недавно ее фашистский правитель гордо провозглашал, что она завладеет всем миром и что солдаты вражеских армий ступят на ее землю только плененными, жители других стран — только рабами…