Катастрофа отменяется

Начиная с двадцать второго марта в небе, впервые после долгого перерыва, начали появляться немецкие самолеты-разведчики. Один из них был сбит.

На проявленной фотопленке, которую нашли на сбитом самолете, были ясно видны рокадные дороги вдоль всего расположения армии Мусаева. На дорогах, ведущих в расположение дивизии Ивачева, были сфотографированы какие-то запоздавшие пехотные подразделения и несколько танков. Мусаев, просмотрев пленку, приказал прекратить дневное передвижение войск. А так как весенние ночи становились все короче, следовало искать места для укрытия запаздывавших на марше колонн и обозов.

Мусаев вызвал Барсукова и его помощников.

Начальник тыла за последнюю неделю исхудал так, что щегольской мундир на нем обвис складками. Не лучше выглядели и его помощники. Только Тимохов держался ровно, спокойно, будто давно уже привык не спать по ночам, быть в постоянном движении.

Генерал приказал закончить передвижение войск и грузов в три дня.

Тимохов, получив в свое распоряжение несколько десятков бойцов из батальона ВАДа[6], выехал на рокадную дорогу, по которой перебрасывались резервы в дивизию Ивачева. В балках и оврагах были растянуты маскировочные сети: под их защитой отсыпались днем уставшие шоферы, перевозившие снаряды. Тут же располагались бивуаком части, не успевшие затемно добраться в назначенные места.

На одной из этих временных стоянок Тимохов отыскал капитана Суслова…

В те редкие дни, когда Тимохов находился в расположении штаба армии, он по привычке приходил ночевать к Суслову. Капитана заставал редко. Иногда все же они встречались, вместе обедали, но дружбы между ними не получалось. Тимохов помнил высокомерный разговор Суслова с Казаковой, нечаянным свидетелем которого был, и осуждал капитана за это высокомерие. Ему, влюбленному в Галину безнадежно, казалось, что он все простил бы Суслову, если бы тот искренне желал сделать девушку счастливой. Но Суслов держался столь отчужденно, что ни о каком счастье для Галины тут не могло быть и речи.

И потом эти письма, адресованные в город, занятый противником. Значит, капитан отдал сердце навечно той женщине, которая осталась в Липовце, и если она еще жива, то никогда Суслов не откажется от этой любви. А как же тогда Галина?

Тимохов воевал четвертый год. Он знал, что и на войне наши люди ведут себя соответственно тому, что они люди, а не звери. Все грубое, злое, что принес миру фашизм в своем стремлении к господству, не могло убить нежности человека, его поиска счастья, любви, его надежд и радостей. И на войне люди влюблялись, дружили, даже женились, даже рожали детей. Женщины, волей судеб или по собственному желанию ставшие солдатами на этой войне, жаждали человеческой ласки, участия, нежности. Мир человеческих чувств, пусть и сжатый дисциплиной, рамками уставов и приказами, продолжал существовать, принося порой людям излишние страдания. Но Тимохов не мог не понимать, что этот мир чувств столь же важен для человека, как мужество, храбрость и гнев, обращенные против врага. Чувства помогали советским солдатам оставаться людьми… Он простил бы Гале и Суслову их любовь, преодолел бы свое горе, лишь бы любовь эта была счастливой. Но несчастной любви он простить не мог, хотя и старался понять Суслова, продолжая уважать его за деятельность ума, за работоспособность. Вот только поговорить с ним по душам он не умел, хотя и чувствовал, как важно для него понять капитана, — может быть, тогда он еще чем-то поможет Гале…

Если бы Тимохову сказали, что это его стремление происходит из-за самоотречения, может быть, не только ненужного девушке, ради которой он готов пожертвовать своей любовью, а скорее всего, даже обидного ей, он бы удивился. Ведь он хотел только одного: чтобы любимая им девушка была счастлива. Тем более что на войне многие люди умирают, так и не успев испытать счастья. Была же она ранена. А если другая пуля заденет сердце?..

Он боялся думать об этом, но все-таки с тревогой вспоминал, что Галя снова вернулась на передовую. За себя он не боялся. Ему почему-то казалось: он находится так далеко от подлинной опасности, что несчастья войны не коснутся его. И все действительные и мнимые опасности примерял только к Гале…

Поздоровавшись с Тимоховым, Суслов передал приказание начальника штаба и короткую записку командарма. Майор с удивлением прочитал: ему предлагалось все находившиеся в пути обозы с артиллерийскими снарядами повернуть на Липовец…

Не требовалось больших военных знаний, чтобы понять: немцы атакуют или вот-вот начнут атаковать дивизию Скворцова.