Катастрофа. Том I

Скоро зоотавры действительно появились. Их пока еще не было видно из за туч, но они уже пронизывали их своими длинными, таинственными прожекторами. Зыбкие столбы ослепительно-яркого света падали на город, упирались то в землю, то в крыши домов, то в церковные шпили, точно ища точку опоры. Озарявшие небо молнии резво наскакивали на них, но гасли при первом прикосновении к ним. Стало нестерпимо светло, светлее, чем днем; не было уголка, где люди могли бы укрыться от этого зловещего, чреватого тысячью опасностей света.

А еще через минуту, как бы послав людям предостережение, зоотавры, при блеске молнии и раскатах грома, ринулись на Париж.

XIX

Только через неделю удалось, наконец, совершенно очистить спуски от трупов.

Целых два дня после этого их вентилировали. Для того, чтобы усилить приток воздуха в подземный город, были устроены десятки новых отдушин. В разных концах поставлены были гигантские электрические вентиляторы, которые производили такой ветер, что находившиеся поблизости рабочие едва могли устоять на ногах.

По приблизительным данным, число погибших в эти роковые дни от зоотавров, эпидемии, пуль и в спусках, доходило до трехсот тысяч. Из живого тела Парижа с кровью был вырван большой кусок, и казалось, что он никогда не оправится от нанесенной ему раны.

Но жизнь берет свое. Мертвецы были похоронены и мирно спали на выросшем вокруг города гигантском кладбище. Толстый слой земли, отделявший их от живых, мало-помалу покрывался молодой, нежно-зеленой весенней травкой, которая как бы символизировала вечное торжество жизни над смертью. То, что покрыто землей, забывается, точно память человеческая не в силах пробиться через могильные холмы, перейти грань, отделяющую живое от мертвого.

С каждым днем живой Париж оправлялся понемногу от нанесенной ему страшной раны, забывал своих мертвецов и с животным эгоизмом думал только о том, чтобы спастись от нагрянувшей неведомо откуда беды.

Работы по сооружению подземного города возобновились с удвоенной энергией и быстро подвигались вперед. Тысячами копошились люди в недрах земных, темных и таинственных, никогда еще не видавших человека и встречавших его с враждебной неподатливостью. С жутким гулом отдавались удары буравов и машин о первозданные стены: изгоняемый из своего жилища человек стучался в новое жилище, стучался неутомимо, настойчиво, с упорством путника, которому некуда больше идти.

Дружно спорилась работа. Измученные непрекращающимися ужасами, парижане видели теперь единственное спасение в подземном городе и взялись за дело с энергией отчаяния. Работы производились в три смены, днем и ночью, без малейшего перерыва.

Комитет обороны долго не решался ввести ночную работу: боялись, что если спуски останутся на ночь не запертыми, в них, в момент налета зоотавров, ринутся охваченные паникой толпы, и повторятся ужасы памятной роковой ночи.

Стефен не разделял этих опасений.

— Парижане получили слишком тяжелый урок, — говорил он, — и, поверьте, будут теперь благоразумнее.

— Толпа всегда толпа, — возражали ему более скептически настроенные коллеги. — Когда она охвачена паникой, у нее перестают функционировать задерживающие центры.

Но Стефену все же уступили и решили произвести опыт. На всякий случай у всех спусков поставлены были автоматические пожарные насосы, чтоб обдавать из них водой толпу, если б она вздумала напирать.

Комитет обороны выпустил воззвание к населению, в котором, между прочим, говорилось:

«Граждане! Париж заплатил десятками тысяч жертв за свое неблагоразумие. Мы твердо верим, что этот тяжелый урок не пропадет даром. Помните, что нас могут спасти только железная выдержка и спокойствие. Ночные смены значительно ускорят ход работ и тем самым спасут многие тысячи жизней, но если население вздумает спасаться от зоотавров в открытые спуски, разразится новая катастрофа, и сооружение подземного города снова и надолго затормозится.

Граждане! В ваши руки отдаем мы дело спасения Парижа. Пусть каждый из вас, в сознании лежащей на нем великой ответственности, удерживает своих менее благоразумных сограждан. Не верьте клеветникам, которые вздумали бы распространять слухи, что галереи подземного города служат по ночам убежищем для привилегированных. Перед лицом грозной опасности нет привилегированных. Все равны! В интересах справедливости, вся рабочая армия будет разбита на четыре отряда, которые будут работать посменно, то днем, то ночью. Кроме назначенных в ночные смены и заведующих работами, никто в подземный город допускаться не будет, какое бы он высокое положение ни занимал. Правительство и высшие чины администрации будут оставаться, вместе со своими семьями, наверху, разделяя с остальным населениям все опасности».

Стефен оказался прав: на этот раз население не осталось глухо к голосу разума. Оно это доказало в первую же ночь: несмотря на жестокий налет зоотавров, никто не пытался искать спасения в спусках.