Катастрофанархисториязвандалкогорючий волшебный напиток

— Почему же ты сразу как-нибудь не намекнул, кто ты такой? — спросил он.

— А я намекал, — ответил Якоб. — Я же все время тебе подмигивал.

— Ах вот оно что! — воскликнул Мяуро. — Но ты мог бы и просто сказать. Что тут такого?

Теперь настала очередь Якоба удивляться.

— Сказать? Просто сказать? Чтобы твой хозяин услышал? Ну, котик, ты и впрямь светлая голова!

— Маэстро и так все знает.

Что?! — Ворон даже подскочил. — Он докопался до правды?

— Нет. Эту великую тайну открыл ему я. Ворон разинул клюв.

— Ох, нет… Не может такого быть, — прохрипел он наконец. — Сбил ты меня, влет сбил… Повтори, что ты сказал!

— Я не мог поступить иначе, — с важным видом начал объяснять Мяуро. — Было бы не по-рыцарски обманывать маэстро и дальше. Я долгое время за ним наблюдал и в конце концов пришел к выводу, что маэстро — благороднейшая личность, истинный гений, а значит, он достоин нашего доверия. Нельзя не признать, что сегодня он ведет себя довольно странно — что правда, то правда. Но со мной он всегда обращался как с принцем. А это говорит о том, что он добрый человек и благодетель животных.

Якоб в изумлении уставился на Мяуро.

— Нет, просто ушам своим не верю! Не может быть кот таким простофилей — разве что два или три кота суммарно. Но чтобы у одного-единственного кота было столько глупости… Да ведь ты, мой птенчик, все изгадил. Теперь всему крышка, план зверей, считай провалился, да еще с каким треском. Я давно это предчувствовал, с самого начала предчувствовал — быть беде!

— Но ты же совсем не знаешь моего маэстро, — обиделся кот. — Обычно он совсем не такой, как сегодня.

— Может, с тобой он и добренький. Да он же подмазал тебя! Ну, точно — жирком подмазал. Вон какой ты жирный!

— Как ты смеешь думать обо мне так плохо! — разъярившись не на шутку, прошипел кот. — Да что ты вообще смыслишь! Что ты знаешь о маэстро!

— А у тебя гляделки-то есть? Или нету? — закаркал Якоб. — Ты хоть вокруг поглядел бы! Что это там такое, а? Скажи, скажи, что это? — Ворон взмахнул крылом, показывая на полки с длинными рядами стеклянных банок.

— Как — что? Это лазарет, — ответил Мяуро. — Так мне сам маэстро сказал. Он старается помочь несчастным гномам и эльфам. Ах, да что ты в этих вещах понимаешь!

— Что я понимаю? — Якоб Карр все больше выходил из себя. — Сказать тебе, что это такое? Тюряга! Камера пыток! Вот что это такое. Твой добрый маэстро на самом деле страшный злодей, такой злодей, каких на свете мало сыщется. Вот так-то, эх ты, олух… Ха-ха! Гений, благодетель! Ох, горе-горькое… Знаешь, что твой маэстро умеет делать? Атмосферу отравлять — вот что он умеет! Загрязнять воду в реках, напускать болезни на людей и животных, губить леса и поля. В этих делах твой маэстро непревзойденный искусник, а больше он ничего не умеет.

Мяуро чуть не задохнулся от возмущения.

— Ты… Ты… Возьми свои слова обратно! Немедленно! Клеветник! Не то… Не то я… — шерсть у кота встала дыбом, он сделался чуть не вдвое больше обычного. — Я не потерплю, чтобы ты тут оскорблял великого человека! Извинись, не то я научу тебя вежливости, ты, висельник!

Но Якоба уже понесло, он не мог остановиться:

— А ну, подойди, подойди! Только тронь! Ты раскормленный маменькин сынок, слюнтяй, зажравшийся лоботряс! Да ты же ни на что не годен — только и можешь клубочками играть да дрыхнуть на диване! Ты, лизоблюд, а ну катись давай, не то я живо тебеперо вставлю да и пущу лететь прямиком домой, к твоей семейке, к твоим смазливым кискам с бантами на шее!

В глазах у Мяуро вспыхнули яркие огоньки. Я отпрыск древнего неаполитанского рода! Мои предки-рыцари жили еще во времена царя Котиллы! Я не потерплю, чтобы кто-то оскорблял моих родичей! И кто же?! Какой-то беглый каторжник, какое-то воронье отродье!

— Ха! Ха! Видать, предки-то умны были, да со временем порастрясли мозги, профукали на всякую ерунду, тебе ничегошеньки не осталось.

Мяуро выпустил когти.

— Да знаешь ли ты вообще, с кем разговариваешь, ты, метелка из перьев! Знай же: ты видишь перед собой великого артиста. Я знаменитый лирический тенор, я покорял самые непреклонные сердца своим пением. Пока не потерял голос…

Старый ворон издевательски расхохотался.

— Как же, как же, поверил! Жди! Это ты-то холерический ^{11} певец? С твоей-то жирной тушей и с заплывшими жиром мозгами? Смотри, не лопни! Ишь как надулся важно, ни дать ни взять ершик для бутылок!

— Невежда, профан, — с величайшим презрением прошипел кот. — Ты даже не знаешь, что такое лирический певец. А выражениясвои ты, жалкий бродяга, почерпнул, не иначе, в сточной канаве.

— Вот уж на это мне наплевать. Как привык, так и выражаюсь. Не твоего это кошачьего ума дело, нечего мне клюв затыкать. У меня-то есть клюв, да какой острый, а у тебя — блохи одни, ты, блошивый кошачий принц…