Категории русской средневековой культуры

В Откровении Иоанна Богослова читаем: «...и посреде престола и окрест престола [Божия. — А.Ю.] четыри животна исполнена очес спреди и созади» (Откр 4. 6). Этими животными были лев, телец, человек («третие животно имуще лице яко человек») и орел. Зеркала в глазницах льва, смотрящих вовнутрь дворца и в сторону земщины, как бы подчеркивали, что первое апокалиптическое животное «исполнено очесь». Первую печать «книги жизни» снял именно лев. Снятие второй печати тельцом символизировало, согласно толкованию Андрея Кесарийского, «священные жертвы святых мучеников»; третьим животным, снявшим третью печать, был человек. «И видех, и се конь ворон, и седяй на нем имяше мерило в руце своей» (Откр. 6. 5 ); «черным конем... — писалось в толковании, — означается плач об отпавших от веры во Христа по причине тяжести мучений». Любопытнее всего, как определяется в Откровении четвертое животное, открывающее четвертую печать: «И четвертое животное подобно орлу летящу»[794]. Андрей Кесарийский объяснял: «Высокий полет и стремительное падение на добычу четвертого животного — орла указывает на то, что язвы приходят свыше от гнева Божия в отмщение благочестивых и в наказание нечестивых...»[795]. В лицевых апокалипсисах XVI в. орел изображался с распростертыми крыльями[796] (см. иллюстрации). Именно вслед за открытием четвертой печати появляется новая фигура, что само по себе симптоматично, если иметь в виду царский замысел: «И видех, и се конь блед, и седящий на нем, имя ему смерть: и ад идяше в след его: и дана ему область на четвертой части земли...» (Откр. 6. 8).

Итак, двуглавый черный орел с «распростертыми крыльями» (т.е. орел летящий), обращенный в сторону земщины, имеет помимо геральдической также символику эсхатологическую: это образ адского наказания, которое последует в последние времена.

В «Беседе трех святителей», апокрифическом сочинении, известном в переводе на славянский язык уже в XI в. (через Изборник 1073 г.), Соломон спросил: «Что суть 4 рози [образа. — А.Ю.] на земли? — Иоанн рече: «Четыре евангелисты, на востоце Матфей, человеческим; на западе Марко, телчим; на севере Иоанн, орлим; на юзе Лука, лвовым образми, вси бо крылати»[797]. Подобные представления были традиционными, а потому можно предполагать их осуществление в Опричном дворце Ивана Грозного. Восточная сторона — «человеческая»; западная олицетворяла собой тельца, а следовательно, Второе Пришествие Христово; северная связана с образом орла. Южная сторона не случайно представлена образом льва. Кроме того, орлы на всех трех башнях дворца видимо, были также связаны с символическим значением имени Иоанна Богослова.

4. Обращает на себя внимание описанное Иезекиилем соотношение Града Божьего и удела князя: «И старейшине от того: и от сего в начатки святых, во одержание града по лицу начатков святынь и по лицу одержания града, яже к морю, и от сущих к морю, яже на восток: долгота же яко едина часть от предел иже к морю, и долгота ко пределомъ иже на восток земли» (Иез. 45. 7). Доля князя подле священного места — к западу с западной стороны и к востоку с восточной стороны. Опричная Москва состояла из двух районов, находившихся в разных частях Москвы. Арбат, Чертолье, половина Никитской улицы вошли в государев удел, который по отношению к Опричному дворцу (месту священному, построенному во образ Града Божьего) находился на западной стороне. Другая часть опричных территорий в Москве располагалась в районе Воронцова поля — это слободы Воронцовская, Лыщиковская, Ильинская, под Сосенками[798]. По отношению к Опричному дворцу это были земли на восточной стороне. Град Божий и сопредельные территории, описанные Иезекиилем, стали моделью для воплощения; расположение опричных территорий в Москве имело символическое значение.