Брентано отличает не-бытие связки (не-бытие клевера четырехлистником) от бытия не-связки (бытия клевера не-четырехлистником), – то есть от бытия связки, но в суждении, в котором предикат заменяется своим отрицанием. Если счесть последнее допустимым, то «предикация столь неопределенного названия (имени предиката с отрицательной частицей) означала бы, что предицируется не реально сущее привходящим образом , но сущее «в смысле истинного привходящим образом» ».[69] Данное соединение двух несогласных категорий в обозначении недоступного предмета следует раскрыть подробнее. Именно так выглядит ошибка относительно сути вещи в отдельный момент между ее обнаружением и исправлением. Отслеживается отличие (схематичное до наглядности) «бытия не-связки» как формы «привходящим образом» от «не-бытия связки» как содержательности простого «привходящего». Впрочем, формальность «бытия не-связки» опредмечивается не совсем непосредственно. Неопределенность «бытия не-четырехлистником» требуется перенести на привходящую ошибочность «бытия не-сущностью». Очевидно, что «привходящим образом» близко к не-сущему не только в смысле возможности (неопределенности материи), но и в смысле ошибочности (в наличных обстоятельствах совпадающей с лишенностью сущности). Значит, «причина привходящего существует привходящим образом» также не только в предметности, но и в духе: кроме того, что привходящее не имеет возникновения и уничтожения, для него нет никакого определенного искусства или силы. Бесплодность всех усилий осмыслить привходящее замаскирована софистическими ухищрениями. Софизмы же суть не что иное, как нарушения закона противоречия. Софисты предполагают, что справедливо предицировать каждой сущности ее отрицание.[70]
Повторим в более общем виде, что нами был затребован перенос «бытия не-связки» с «сущего в смысле истинного привходящим образом» (момент обнаружения ошибки) на «сущее в смысле ложного привходящим образом» (вечная подоплека ошибки в сущности). Оказалось, что он выдает устройство привходящей причинности, скрыто действующее в софистике. Успешно игнорировать противоречие субстанциального отрицания (nihil absolutum) – то есть то обстоятельство, что ничто в смысле субстанции не может быть сущим привходящим образом – уже удавалось нам при возведении привходящего в достоинство предмета философии. Способ отношения к предметности мышления как к отвлеченной сплошной случайности также вырабатывается вполне по Аристотелю. Первым шагом «отрицания родов сущего присущи материи как привходящее»,[71] чем намечается обратный ход в причинной связи. Суть вещи вообще нематериальна, но отрицание несоставной сущности привходяще к какой-то материи. Предикация отрицания субстанции делает форму (помимо вещи) привходящим образом присущей материи и, вследствие этого, – составной сущностью в аспекте самопротиворечивости. Тогда само мышление простого становится близким к не-сущему: «То, что неделимо не по количеству, а по виду, ум мыслит в неделимое время и неделимой частью души, однако привходящим образом».[72] Ум продуцирует для себя непрерывно изоморфную объективность, и это вынуждает софистов «утверждать, что все есть привходящее, и что нет бытия человеком в собственном смысле».[73] Следовательно, ничто не едино в собственном смысле. Вернее, все просто только привходящим образом. Бытие любого отрицания, взятого как привходящее само по себе (бытие не-четырехлистником как бытие не-сущностью), представляет в себе неправильную внутреннюю связь. Противоречие имманентной ошибки выражено в случайной причинности через неопределенное предицирование другого привходящего как такового. Каковое есть «сущее как истинное привходящим образом» по Брентано.
2.3. «Промежуток» привходящего
Привходящее к «самому-по-себе» и привходящее как таковое в противопоставлении друг другу опосредствуются «бытием не-связки». В бессвязном суждении, где сказуемое (привходящее) теряет подлежащее («само-по-себе»), предикат остается безсубъектным (привходящее как таковое). Привходящее без «самого-по-себе» обретает бытие вне связи с самим собой «как таковым», – вместо суждения здесь будет логический разрыв. Категория «привходящего» не является рефлективным определением, и «привходящее как таковое» существует в силу исключения не только внешней, но и внутренней связи: не есть составное целое, выраженное учащенным повторением одного и того же случайного признака для всевозможных вещей. Переход от реального привходящего к возможному дан как отрицание логической связи, или тавтология (например, «бледная бледность»), как скачок мысли. По отношению же к «самому-по-себе» бытие «не-связки» изначально было уяснено как вынесение суждения с отрицательным предикатом.