Катенька

Правда, однажды я всё-таки поддался мстительному чувству. Да, я был на пике славы, режиссёры охотились за мной, но, как вы уже знаете, так было не всегда. В середине 80-х годов, во времена моего длительного простоя, я обзванивал театры и везде получал отказ, но продолжал надеяться и звонил снова и снова. Как вы понимаете, мобильных телефонов тогда не было, секретари главных режиссёров и директоров к телефону не подзывали, в общем, ситуация была вполне унизительная. Однажды мне удалось дозвониться в театр Эрмитаж и неожиданно к телефону подошёл его главный режиссёр Михаил Захарович Левитин. То ли я попал ему под горячую руку, то ли у него были какие-то неприятности, но на мой простой вопрос, не собирается ли театр проводить прослушивание новых актёров, он крайне неучтиво ответил: для вас, молодой человек, такого этапа в театре не предвидится. Собственно говоря, я получал отказы во всех театрах, но почему-то его ответ, возможно из-за формулировки, особенно врезался в память… Прошло много лет, и к телефону подхожу уже я и слышу в трубке голос Левитина, которого сразу узнал. Он спросил, не хочу ли я поработать с ним. Не знаю, какая муха меня укусила и где в глубинах подсознания жила моя давнишняя обида, но я, не раздумывая, ответил: для вас, уважаемый режиссёр, такого этапа не предвидится.

От природы я человек добрый, стараюсь никогда никому не хамить, и впредь не собираюсь этого делать. И стараюсь по мере сил никогда не обижать, а тем более не унижать людей. Но что-то такое, вероятно, в нас живёт, о чём мы сами не подозреваем, что делает нас хуже, чем мы есть на самом деле. Необходимо каждый раз в себе разбираться, дабы не дать этому вылезти наружу. Мне и сегодня стыдно за тот ответ, хотя он был следствием, а не причиной. Но — нельзя так. Всегда нужно взять паузу, набрать в лёгкие воздух, подумать, а уже потом отвечать.

Гамлет

Возвращаюсь к началу 2000-х годов. Я оказался артистом крайне занятым в театре и кино, но бесхозным, а значит свободным в принятии самостоятельных решений. И, надо сказать, принимать их мне пришлось довольно скоро.

Я отношусь к редкому типу актёров — не мечтателей. Не помню, чтобы даже в артистической юности размышлял, мол, хочу сыграть, например, Отелло либо Сирано де Бержерака. Я вообще не понимаю, как должны такие мысли выглядеть. Хотя, когда я читаю, что некий актёр с детства хотел сыграть такую-то роль, готов ему поверить. Просто это не про меня. Я всегда играл то, что мне поручали режиссёры, уже этому отдавая все силы, размышляя о роли днём и ночью, живя ею. Возможно, именно поэтому мне посчастливилось сыграть много ролей мирового репертуара — Хлестакова, Петруччо, Пичема, Моцарта… Я их не выпрашивал у неба. Где-то там наверху сами решили, что я уже созрел и способен с ними справиться. А потом нашлись и режиссёры, увидевшие меня в этих ролях. Надеюсь, что в чём-то я не подвёл небесную канцелярию и представлявших её режиссёров, и действительно некоторые образы мне вполне удались.

Однажды мы встретились с нашим с Катенькой товарищем Дмитрием Крымовым, на тот момент уже, по общему признанию, выдающимся художником и сценографом. Дима — сын великого режиссёра Анатолия Васильевича Эфроса и прекрасного театроведа Натальи Анатольевны Крымовой. Про Анатолия Васильевича говорить не стану, не найду новых слов, а вот про Наталью Анатольевну скажу. Она действительно была театроведом с большой буквы. Однажды она написала статью о моей работе и я к ней часто возвращался, когда у меня что-либо не получалось. Для меня это было небольшое пособие по профессиональной деятельности, в котором я находил ответы на волнующие меня вопросы. Она поняла про меня нечто такое, что не всегда могли ощутить режиссёры, да и сам я, каждый раз перечитывая эту статью, открывал себя заново. Как этого не достаёт сегодня!

Так вот, при нашей встрече Крымов рассказал мне, что Андрей Чернов заново перевёл «Гамлета» и перевод Диме очень нравится. Он гораздо современней, чем у великих предшественников — Пастернака и Лозинского, пьеса звучит совершенно по-новому. Я попросил его прислать мне перевод. Прочитав, позвонил Диме и предложил ему поставить эту новую версию шекспировского шедевра со мной в главной роли. Меня поразило и обрадовало, что Дима серьёзно отнёсся к этому предложению. Основания для постановки имелись более чем веские: сохранились подробные записи Анатолия Васильевича о том, как бы он хотел поставить «Гамлета». Окончательно идея спектакля сформировалась у нас довольно быстро. Возрастные роли в нём должны были исполнять эфросовские артисты, те, с кем Анатолий Васильевич проработал долгие годы. Артисты на молодые роли, что естественно, были новые. Актёры Эфроса по возрасту уже на них не подходили, создание музея Эфроса никак не входило в наши планы. Все хотели сделать живой современный спектакль, на который пойдёт зритель никогда спектаклей Диминого отца не видевший. Да и сам великий режиссёр не терпел в искусстве мемориалов.