Катенька

Образцов был великолепным актёром, и каждый раз складывалось впечатление, что он действительно видит меня в первый раз. Конец всему этому положила его дочь, артистка того же театра Наталья Сергеевна Образцова. Перед очередным прослушиванием она подошла к отцу и сказала ему, что некрасиво обижаться так долго и разрушать молодую семью. Сергей Владимирович опять же изобразил крайнее изумление и сделал вид, что не понимает о какой семье идёт речь. Наталья Сергеевна тоже была артисткой не из последних и, изобразив безумную страсть, рассказала, что Валера — Катенькин муж, у них маленькая дочка, и будет неправильно, если ему опять придётся куда-нибудь уезжать.

Обида обидой, но перенести обвинение в нечуткости театральный классик не мог, тем более что к моему профессиональному уровню никаких претензий у него не было ещё со времён Гнесинского училища. Опять же Катеньку в театре все очень любили, включая самого Сергея Владимировича. И на сей раз я успешно прошёл прослушивание и почти через десять лет наконец был повторно зачислен в труппу Театра Образцова.

В том, что в наших взаимоотношениях решающую роль играла именно обида, я удостоверился очень быстро. Меня почти сразу ввели на роль Аладдина в одном из самых легендарных образцовских спектаклей, не сходившем с афиши многие десятилетия. За все эти годы Аладдина играли только несколько актёров, среди которых был великий Зиновий Ефимович Гердт. Если бы Образцов не считал меня достойным, он никогда бы не позволил мне сыграть одну из классических ролей своего репертуара. К тому же для него это была прекрасная возможность проверить, чего я стою на самом деле. Провал позволил бы ему отказаться от моих услуг навсегда, объяснив всем и себе в том числе, почему он так долго тянул с моим зачислением в штат театра, успех же продлевал жизнь его любимого детища.

Не знаю, возможно, он был по-своему прав. С позиций нынешнего возраста и уже многолетнего опыта преподавания я могу его понять. Всё же мы совершили по отношению к нему некое предательство. Он в нас поверил, а мы ушли в поисках лучшей жизни, пусть и творческой. В подобных случаях у всех своя правда, и какая из них ближе к истине, не знает никто. Хотя, должен признаться, что ежели бы всё повторилось вновь, я скорей всего поступил бы точно также. Только, возможно, подошёл бы к Сергею Владимировичу и постарался объяснить ему свою позицию. Понял бы он меня, согласился бы, кто знает? Но обижать немолодого, да ещё и выдающегося человека уж точно не стоило. Впрочем, и не выдающегося — не стоило.

Конец людей и кукол

Я очень благодарен судьбе, что с Людьми и куклами прошёл период студийности, который мне кажется необходимым для успешной актёрской судьбы. Обычно молодой артист, заканчивая училище, приходит в репертуарный театр с его устоявшимися нравами, системой актёрской иерархии, годами ждёт там ролей, профессионально дисквалифицируясь, теряя веру в себя, и в лучшем случае вводясь за несколько репетиций в спектакли, давно потерявшие всякие художественные достоинства. Студийность же даёт возможность широкого эксперимента, проб и ошибок, поисков своего места в искусстве. Так некогда ворвался в театральную жизнь театр-студия Современник (да и любимовская Таганка), сразу заявив о себе во весь голос. Они на десятилетия стали кумирами, а большинство их актёров оставили ярчайший след в российском театральном искусстве и кинематографе.

Ансамбль Люди и куклы окончательно прекратил своё существование, вернее, влился в труппу Московского театра кукол, а Леонид Абрамович Хаит стал главным режиссёром нового образования. Но я даже не стал предпринимать попыток вернуться в некогда родной коллектив.

Что-то безвозвратно ушло. Несмотря на самые тёплые и дружеские отношения с Хаитом, я уже не верил в возможность творческого роста там. В одну и ту же воду не только нельзя было заново войти, но и совсем не хотелось. Вероятно, обучение в ГИТИСе окончательно убедило меня в том, что я всё же актёр не кукольного театра, а драматического, и всё, что связано с древним и прекрасным искусством кукольников, у меня в прошлом. При этом самому факту своего десятилетнего служения театру кукол я несказанно рад. Это очень острое, предельно гротесковое искусство неимоверно много мне дало для понимания театрального действа вообще, природы актёрского существования, принципиального отличия реализма театрального от жизненной реальности. Именно в театре кукол я понял, что такое партнёрство на сцене, когда одну роль одновременно играют сразу несколько актёров, потому что вести сложную куклу самостоятельно попросту невозможно. Там же я познал, что такое ансамбль единомышленников. Не было бы этого этапа моей жизни, не исключено, что я не состоялся бы как актёр вовсе.

Учёба в ГИТИСе

В годы моего вынужденного бездействия был только один человек, бесконечно веривший в меня, в мою звезду, в будущий успех. Это была моя Катенька.