— Прелесть, Гриша! Просто прелесть — очень люблю все чистое, а вы, Гриша? Чистое белье с мороза пахнет лучше всех духов, правда? Я Сереже вишневого положу, потому что вишневое все любят, вишни — прелесть, правда, Гриша? И компот из вишен самый вкусный, и вареники. Я малины ему положу, может, он пропотеет, а, Гриша? И ему лучше станет, так бывает, да, да, не улыбайтесь. Пойдемте, Гриша, ой, боюсь!— зажмурила Катенька глаза.— Не боюсь, а волнуюсь, да? — Взяла поднос со стаканами хорошо заваренного свежего чая, с розетками и ложечками.
Возле палаты Катенька попросила Гришу остановиться:
— Подождите чуточку!.. Ну... с богом! — И она переступила порог...
Увидев Гришу, раненые заулыбались, их обрадовал его неурочный приход.
— Это моя будущая свояченица,— представил Гриша Катеньку,— она вас хочет напоить домашним чаем с вареньем, говорит, что чай поможет вам больше, чем мои лекарства. - Стараясь казаться очень веселым, улыбаясь, Гриша подошел к Сереже Воробьеву, молоденькому прапорщику, который недавно перенес тяжелую операцию и у которого, как полагали врачи, не было шансов на выздоровление.
— Ну что, Сережа, как наши дела, чайку попьем?
Сережа поднял отягченные веки, благодарно улыбнулся:
— Спасибо, Григорий Васильевич!
— Сережа, познакомься, это Катенька, сестра моей невесты, она очень хочет напоить тебя чаем с вишневым вареньем
— И с малиновым,— тихо добавила Катенька.
— Да, да, и с малиновым,— согласился Гриша.
— Чая не хочу, вы просто, Григорий Васильевич, посидите со мной,—
попросил Сережа, посмотрел на Катеньку равнодушно, без любопытства и снова
закрыл глаза.
— А вы глоточек, Сережа, глоточек, Сереженька, чай крепкий, вкусный, а? —
склонившись над ним, попросила Катенька и двумя пальцами, чуть касаясь,
погладила Сережу по щеке. (Так гладила Катеньку мама, когда она болела.)
— Не хочу,— сказал Сережа.
— Ну чуточку! — не сдавалась Катенька.— Давайте, давайте попробуем.
Она вылила чай из стакана в поильник, как-то очень ловко и осторожно взбила подушку под беспомощной Сережиной головой, опять погладила его по щеке своими тонкими быстрыми пальцами.
— Ну, Сереженька! Откройте рот, я, когда наш Митя болел, его вот так же поила. Митя — это мой старший брат, он такой, как вы…Совсем взрослый, в университете учится... Ну, давайте же, Сереженька, а то чай остынет, а холодный чай невкусный.
Катенька набрала ложечку варенья, осторожно и очень ласково поднесла его к Сережиным губам. Он взял варенье, прихлебнул несколько раз чай и снова потянулся губами к варенью и сделал несколько глотков, закрыв глаза.
— Ну, давайте отдохнем,— согласилась Катенька.— Ой, Гриша, я же другим забыла. Что же вы, расставляйте другим, а то все остынет.
Сережа открыл глаза, и Катенька снова принялась поить его чаем с таким сосредоточенным вниманием и с такой нежностью, что Гриша невольно погладил девочку по голове. Сделав еще несколько глотков, Сережа в изнеможении откинулся на подушку.
— Спасибо, больше не могу, очень вкусно,— вздохнул он.
— Еще с малиновым, хоть несколько глоточков,— стала просить Катенька.
— Нет, не могу, сил нет.
— А я подожду, я подожду.
— Спасибо, вы как моя мама,— улыбнулся Сережа,— что, наверное, смешно, что я так сказал, простите.— И он поморщился от боли.
— Болит? — встрепенулась Катенька.— Где болит? Гришу позвать?
— Нет, нет, вы поите, Катенька, других, а я отдохну. А потом опять около меня посидите, хорошо?
С того дня Катенька стала частой гостьей в палатах, а потом необходимым, горячо любимым человеком для всех в госпитале.
4
Он увидел его в первый раз в палате, где содержали арестованных. Еще до обхода санитарка сообщила Грише, что привезли политического. Когда Гриша вошел в палату, больной лежал, натянув на голову простыню. Гриша приподнял ее и встретился со взглядом совершенно здорового человека. А вокруг бредили тифозники...
— Доктор,— сказал больной чуть слышно,— доктор, я совершенно здоров, но мне нужно быть здесь. Митя писал, что вы свой человек, и я доверяю вам свою жизнь. Ясно?
В это время вошла сестра милосердия, и Гриша вынужден был, словно вступая с ним в тайный союз, выслушивать его и выстукивать.
— Полный упадок сил, думаю, что у вас паратиф,— еще не успев сам для себя ничего решить, сказал Гриша и вдруг заметил, что сестра милосердия Леночка посмотрела на него дружески внимательным взглядом, облегченно вздохнула.
«Неужели и она с ними заодно?— удивляясь и досадуя, подумал Гриша.— Хорошенькая, пухленькая Леночка, дочка булочника, и этот политический, что у них общего?»
Госпиталь был большой, и сразу же на Гришу налетело тысячу дел... Но что бы он ни
делал, он все время думал: «Честно или бесчестно поступаю я, подвергая человека смертельной опасности заразиться, вступая в сделку с политическим преступником?»
Вечером он рассказал обо всем Дарочке.
— Нужно все сделать, чтобы спасти его! — крепко сжав Гришину руку, сказала Дарочка. И сразу развеяла его сомнения.
Дарочка взяла с него слово, и Гриша теперь знал, что любым путем он должен спасти этого человека. Это стало делом его чести, совести.