Катерина

Лиза лишь обеспокоенно посмотрела вслед сестре. Кэти, как она ее иногда называла, была ее любимой сестрой. Елизавета знала, что грешно любить кого-то из своей семьи больше, но ничего не могла с этим поделать. Возможно дело в том, что они ближе по возрасту. Хотя, такой аргумент звучал весьма неубедительно, учитываю ту огромную разницу в характере между ними. Лиза все больше склонялась к тому, что такая близость между ними объясняется тем, что она чувствовала некую ответственность за Кэти. Ее сестра, хоть и была умной не по возрасту, но всё же оставалась ребенком. Особенность Катерины заключалась в том, что она абсолютно все принимала близко к сердцу. Все споры одноклассников, реплики в сторону Катерины, даже глупые новости с телевизора – всё, абсолютно всё или беспокоило, или ранило Катю. Лизина сестра либо устраивала трагический монолог на волнующую ее тему, либо замыкалась в себя на неделю, не говоря с друзьями и с семьей. «Переходный возраст», – твердили люди. Но Лиза точно помнила, что у нее такого не было. Катерина была, конечно, правильным подростком. Она не курила, не пила, не забивала на школу и семью. Но иногда Лизе казалось, что уж лучше бы Катя имела вредную привычку, чем так относилась к жизни.

– Катька в своем репертуаре, – засмеялась Элеонора, – давно бы пора привыкнуть к жестокости этого мира. Я, хотя и младше Кати, готова вступить во взрослую суровую жизнь.

– Лучше бы ты была готова к завтраку, Элеонора. Уже восемь утра.

…

Девочки спустились вниз. Однако, к их удивлению ни папа, ни мама еще не появились. Тогда, переглядываясь и перешептываясь, они направились в библиотеку, где обычно коротал свое время перед завтраком отец семейства. Библиотека находилась на первом этаже и была, на самом деле не очень большой. Но отец Катерины гордился этой комнатой и, если к нему приходили друзья или коллеги, Григорий Антонович в первую очередь показывал именно её. Стены в библиотеки сплошь состояли из полок с книгами. В центре комнаты стоял дубовый стол с огромным креслом и кожаный диванчик. На столе и на некоторых полках стояли коллекционные вещи отца Катерины. Григорий Антонович собирал декоративные трубки, коллекционные книги, картины и в центре комнаты даже стоял макет корабля в бутылке. В детстве Катерина мечтала достать его оттуда, и родители, усмотрев в этом угрозу, запретили детям заходить в библиотеку. Поэтому у Кати, да и остальных сестёр, эта комната вызывало тихое восхищение. Было что-то запретное в том, как девушка иногда прокрадывалась в библиотеку, что посмотреть картины и книги, хотя уже давным-давно папа разрешил им туда заходить.

…

– Как ты можешь?! – в гневе вскричала Светлана Ларина, мама Катерины.

Чета Лариных разрезала библиотеку своими громогласными спорами. Впрочем, в основном спорила жена, тогда как ее достопочтенный супруг лишь тихо отрицал все её высказывания. И, казалось бы, такое слабое противостояние должно успокоить супругу, однако для Светланы Дмитриевны тихое несогласие было куда хуже, чем громкое противостояние. Если бы ее муж тот час начал кричать, такой бурный всплеск эмоций, возможно, удовлетворил ее, и ссора осталась бы без продолжения. Однако, в связи с темпераментом обоих супругов, их спор был обречен на бесконечность, он и так уже длился долгие двадцать лет брака.

– Ты видимо не понимаешь, что за поступок совершил, иначе я никак не могу объяснить себе такое безрассудство, – продолжала мама Катерины.

Сестры, наблюдавшие эту сцену за дверью, молча переглянулись.

– Напротив, любимая, – Григорий Антонович безразлично протер платком свою любимую коллекционную трубку, – ты уже давно себе объяснила все мои поступки, причем, не доложив об этом мне.

Элеонора тихо усмехнулась, однако Катя, напротив, неодобрительно нахмурила брови. Ей никогда не нравилось, как папа подшучивает над мамой. Казалось, Катю это беспокоит больше самой Светланы Дмитриевны, так как последняя совсем не понимала этих едких замечаний и часто просто их игнорировала.

– Это просто невозможно! – Супруга трагично взмахнула платком, утирая невидимые слезы. – Ну, скажите мне, Бога ради, зачем, зачем ты поехал к этому бездушному человеку и пригласил его к нам погостить?

– Прошу прощения, дорогая, однако это все же мой брат.

– Ах, я бы на твоем месте не стала бы упоминать этот унизительный и малозначительный факт. Но все же, разве ты не знаешь, насколько я не терплю типов подобных ему и как ненавижу притворяться, что мне приятно их общество!

– Тебе это не в новинку.

– Это они про дядю Максима, – Элеонора зашептала Лизе. – Неужели он действительно приедет?

– Пусть так, – согласилась Светлана Дмитриевна, – с этим я не буду спорить, однако ты не знаешь, какие муки приносит притворство и какие жертвы требует от нас, женщин.

Она бросила мужу последний уничтожающий взгляд, полный презрительности к его неосведомленности о женских страданиях, и вышла из комнаты. Девочки отпрянули от двери и вбежали в соседнюю комнату.

Григорий Антонович лишь улыбнулась привычной выходке жены и продолжил читать газету, которая была отложена приходом супруги.