Катерина Шпиллер

— И не жалко? — с последней надеждой спросила она дочь, — Осталось лишь свидетельство получить…

— Да не жалко, не жалко, мамочка! — противная Таська была вся потная, мокрая от слез, красная от прилива крови! Своими влажными ладонями она умоляюще сжимала руки матери и тряслась, как мелкая паршивая пучеглазая собачонка. — Зачем, зачем мне это нужно?

В общем, ту игру Антония в итоге проиграла. Столько лет упорного обучения музыке в музыкальной школе коту под хвост. Всё зря. Но придётся пойти на поводу — и Антония разрешила дочери больше не ходить в музыкалку. Только ради того, чтобы идиотка не натворила непоправимой беды. Но неполученного свидетельства было страшно жаль! Антония не выдержала и поехала тогда в музыкальную школу и выклянчила у администрации эту чёртову бумажку.

В один из последних своих визитов, когда они в очередной раз поругались, Таисия вдруг схватила свою сумочку и вытащила из неё то самое свидетельство.

— Ах, да, мамуля! Кажется, для тебя это очень большая ценность. Я решила тебе отдать это сокровище, а то оно у меня паутиной на антресолях покрылось — двадцать-то с лишком лет! — и она буквально швырнула документ Антонии на стол.

Вот именно эту сцену и весь тот неприятный эпизод их жизни вспомнила писательница, когда сочиняла сцену с дневником дочери героини. А особенно вспоминались дочкины противные мокрые руки и потный прыщавый лоб. Удивительно неприятная девочка была!

Опять слово котику.

«Я не люблю разговаривать об их дочери. Росла себе, росла, вроде как все люди, а потом я увидел, как из нее выпрыгивают черные жабы, а она вся в этот момент — не девочка, а что-то злое и ненавидящее. Она, слава Богу, живет далеко, это спасение для Ма и Па. Горе в том, что они не видели ее жаб, им казалось, что девочке просто не везет, ее, симпатичную, надо сказать, никогда не любили мальчики, видимо, мальчики, в отличие от родителей, чуяли в ней жаб. Так бывает».

Да-да, очень точный образ мокрой болотной жабы, именно так! Фу, даже вспоминать противно… Насчёт мальчиков она, конечно, тоже слукавила: какие-то мальчики постоянно обхаживали Таську. Но, странное дело, дочь это как-то мало интересовало, она не гордилась, не хвасталась и очень спокойно ко всему относилась. Иногда такое складывалось впечатление, что она даже не очень всё это замечала. Странная была девчонка, может, вправду, немножко того?

ФИНАЛ ПОДКРАЛСЯ…

Антония повела плечами и несколько раз покрутила головой — шея затекла. Сегодня, несмотря на не очень хорошие первые полчаса она отлично поработала — так много, так плодотворно, и всё это при постоянно побаливающем боке. Всё, хватит, продолжит завтра.

Пока Антония работала, она слышала, как Масик, рано вернувшийся с работы, в своём кабинете возился с компьютером и принтером: Антония уже знала этот противный скрежещущий звук дурной печатной машины. Неужели опять письмо из Израиля? Интересно будет почитать, может, что-то ещё случится добавить в новое произведение! Масик не смеет её беспокоить за работой, поэтому Антония сама пошла к мужу.

— Миленький, скоро будем ужинать, я на сегодня закончила, ты… — тут она осеклась, увидев бледное перекошенное лицо супруга. — Что случилось? — вскрикнула она. — Тебе плохо?

— Ми-милая, — Масик аж заикался от ужаса. — Тут такое письмо от Таськи… Такое…

— Да какое же, ч-чёрт! — Антония топнула ногой от нетерпения. — Умер кто? Козёл её перекинулся? — «А этот вариант тоже был бы неплох!» — быстро пронеслось в её голове.

— Нет, все живы, — бормотал Масик, — но…

— Да дай же мне это письмо, наконец! — рявкнула Антония, подскочив к мужу и одновременно с этим почувствовав сильную боль в правом подреберье. — Ах, ты, зараза! — она схватилась одной рукой за бок, а вторую протянула к Масику. — Ну! — грозно свела брови писательница. — Давай сюда!

Масик покорно протянул ей распечатанные листы. Антония жадно схватила стопку и тут же уселась на диван читать.