Катя

Я знала, что Люба жалела ее. Что понимала, как женщина женщину. Она посылала к Тане нескольких хирургов, они пытались ухаживать за ней, но она не принимала никого. У нее в сердце места хватало лишь на Него и его семью. С этим ничего нельзя было поделать, и все просто приняли ситуацию, как факт. С ней смирились. Татьяну уважали, любили по-своему. Без нее не могли обойтись, и она была счастлива. Вот просто счастлива тем, что имела.

Мои думы прервало появление Любы. Да, Валерка был прав. Не зря она на себя в зеркало смотрела…

Меня заметила, расцвела прямо.

— А вы к кому, мама?

Мама, сроду в жизни она меня мамой не называла. Тетя Катя, да, а мамой только за глаза. Я и не претендовала никогда на роль ее матери. А зря. Она мне дочь, и даже ближе, чем дочь. Господи, о чем я думала по молодости, чего боялась?! Ее, девочку мою родную. Так у меня никого ближе ее нет. Вот я, Сашенька и она, ну внуки еще. Самые родные мои.

Я поднялась с дивана. Татьяна уже несла ей свежий халат и свежую, чистую пижаму.

Мы вошли в кабинет. Она пила свой кофе, а я спрашивала ее о здоровье потому, что выглядела она не очень.

— Да нет, тетя Катя, все нормально. Устала просто, сильно устала. Ванечка беспокоит. А так все как всегда, домом старшие занимаются, Маринка помощница. Валера, Сережа с уроками помогают младшим, и с музыкой, и с языками. Я проверяю только, а так все они. Стукнул кто?

— Ругать будешь?

— Нет, разве, за заботу ругают? Думаю, Валерка. Это в его стиле.

— Правильно думаешь, хороший парень.

— Очень хороший. — В ее глазах зажегся теплый огонь, и лицо преобразилось.

Вот теперь она снова была необыкновенно красива.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы поговорили о том и о сем, и о детях всех вместе и о каждом в отдельности, только о Саше не успели, ее вызвали в приемный на консультацию.

А я, успокоенная, ушла к себе. И ведь действительно думала, что все хорошо.

Еще недели две думала, что нет у меня причины для беспокойства. А потом в один из дней поняла, что очень сильно ошибалась.

Я задержалась на работе, тяжелая женщина поступила, и надо было с ней решать, пока то да се, пока анализы, потом консилиум, потом решили кесарить немедленно, вот я и пошла с моей новой замшей. Я еще не привыкла к ней, не доверяла, присматривалась, принюхивалась, как говорит Борисов. Пошла вместе с ней на кесарево. Она ассистировала.

Так и там все осложнилось кровотечением, часа два с половиной мы в операционной отстояли. Потом в реанимации пациентку навестила, и ближе к одиннадцати отправилась домой.

Митя встречал меня у выхода. Я была благодарна ему. Неуютно одной по темени домой добираться, а так, вместе, вроде и ветер не такой ветреный, и холод не такой промозглый. Вместе оно все легче.

Мы и отойти еще не успели, как услышала я Сашин голос. Обернулась, а он с ней, с аспиранткой с этой. Обнял ее за талию и рассказывает ей что-то, а она смехом заливается.

Похолодело у меня внутри, страшно мне стало. Я уже кинуться к нему была готова, и выяснить все сегодня и сейчас, а что я, права не имею, что ли?! Что?..

Только Митя сжал мою руку и не пустил.

— Катя, позже, наедине, без нее. Поговоришь с ним позже.

А я все поверить глазам своим не могла.

Как же так? Почему? За что?!

Часть 51

Я поднялась в приемную сразу после обхода в отделении.

— Доброе утро, Татьяна. Запишите меня, пожалуйста, к директору. Мне где-то с полчаса надо будет.

— Екатерина Семеновна, да я сейчас доложу, и он вас примет. Ну зачем же по записи?

— Так надо. — Татьяна совсем растерялась под моим взглядом, и даже сникла как-то.

— Через полтора часа пойдет?

— Да, спасибо.

Я вернулась к себе. Записалась, первый шаг сделан, но что я скажу ему? Что он нехорошо поступает? Так глупо, а то он сам не знает.

Вспомнила маленькую Любу, ту самую, которая потолок в голубой цвет красила. Господи, что с ней будет?! Боль, страх и жалость сковали сердце. Уронила голову на руки и заплакала.

А тут стук в дверь, и он собственной персоной. Директор пожаловал.

— Что случилось? — он смотрел на меня так серьезно и, действительно, пытался понять. — Екатерина Семеновна, вы же знаете, что я приму вас всегда, даже если камни с неба. Зачем вы так? Что вы мне сказать этим хотели? Что у вас, почему слезы? С Сашей я уже говорил, у него все в порядке, со здоровьем у вас что-то. Ну что ж вы молчите-то?

Он отодвинул стул и сел напротив меня. А я молчала. Вот и слов даже собрать не могла. Это же надо: и Сашеньке он уже позвонить успел, и беспокоится не понарошку, все как есть, Сашка тот же. А как же та? А может, я себя накрутила, и там лишь флирт?! Но я же видела собственными глазами.

Вот и сейчас молчу и смотрю ему в глаза, в те самые, темно-голубые. И он смотрит в мои, обеспокоенно, глаз не отводит. Ждет, не понимает, что ли? Или делает вид, что не понимает? Артист… Да, артист, конечно, но не для меня. Я-то его как облупленного знаю, да и он меня так же. Вот и ведем немой диалог… А я все никак заговорить не могу.

Молчание первым прервал он.