Его рука всё ещё на моём горле, дышать по-прежнему не мешает, но внушает панику. Неожиданно Кир сжимает другую руку в кулак, и рядом с моим ухом раздаётся удар. Дерево трещит так, что мне кажется, оно вот-вот треснет.
— Почему не я, Катя?! Почему он?! — снова орёт Кирилл.
В следующую секунду он наклоняется и буквально впивается в мои губы. Это нельзя назвать поцелуем. Это ни фига не нежно. Кир сминает мои губы до боли, нажимает на щёки пальцами, заставляя открыть рот, а потом врывается в него языком. Такое впечатление, что он хочет подчинить меня себе, заявляя с позиции силы, что я должна принадлежать только ему.
Руки забираются под свитер, принимаются шарить по моему телу. Я пытаюсь оттолкнуть Кирилла, паника затапливает разум всё больше.
— Не надо, пожалуйста. Кир, пожалуйста, — умоляю я, пытаясь отбиться.
Силы явно неравны, я не могу его оттолкнуть. Мой голос переходит на жалобный, испуганный фальцет. Кир неожиданно сползает по мне, становится на колени и обнимает мои ноги.
— Прости, прости, прости. Я не хотел тебя напугать. Не хотел, слышишь? Я люблю тебя, Катя, и меня просто выбивает, когда ты думаешь о нём, — умоляюще говорит Кирилл, прижимаясь щекой к моему животу. Свитер и рубашка задрались, и он беспрепятственно целует кожу в районе пупка.
Мне нужно бежать, но я не могу, чувствую себя мотыльком, приклеенным к паутине. Тело продолжает трясти, но уже мелкой дрожью, как при лихорадке. Ноги холодит дорогой паркет, сняла ботинки, а тапки так и не успела надеть.
— Я поеду домой, — говорю дрожащим голосом.
— Фига с два, — рыкает Кирилл.
Демидов поднимается, хватает меня на руки и несёт. Он как-то говорил, что тягал штангу в качалке, поэтому мой вес даётся ему легко.
— Поставь меня. Я хочу домой, Кир, — говорю я.
Кирилл меня не слушает, поднимается по лестнице. Я боюсь сопротивляться — так и разбиться недолго, скатившись кубарем вниз. Демидов, в свою очередь, старается, как можно быстрее преодолеть расстояние до конечной цели. Он пинком распахивает двери своей спальни, потом бросает меня на матрас.
Я отползаю к изголовью кровати, затем в сторону. Единственное желание — ринуться прочь, схватить вещи в прихожей и дать дёру. Мне не дают. Кир падает рядом и хватает в охапку, начинаю брыкаться руками и ногами.
— Нет, Кир. Нет, — скулю жалобно.
— Тихо. Успокойся. Не трону, обещаю. Успокойся, Катя. Только нелюдь будет насиловать человека, которого любит. Всё хорошо, слышишь? Всё хорошо. Я рядом с тобой. Я всегда буду рядом. Ты мой воздух, Катя, и так будет всегда. С этого дня будешь приезжать ко мне, когда я скажу.
— Зачем? — спрашиваю его, пытаясь успокоиться.
— Будешь ко мне привыкать. Я сегодня опять из-за тебя с батей поцапался. Этот придурок узнал, что мы продолжаем общаться. Я сказал ему, что если он будет нам мешать, то больше мне не отец. Никто и никогда не встанет между нами. И советую тебе забыть Адельберга. В твоей жизни будет только один мужчина — я.
— В жизни Кати будет только один мужчина — ты, Кир, — говорю я тихо.
Мне страшно до одури, но я обнимаю его и утыкаюсь носом во впадинку между ключицами. Я знаю, что нисколько не вру, жизнь девушки Кати скоро закончится, а вот в судьбе девушки Николь никогда не будет Кира. Нужно только немного потерпеть. Возможно, притвориться, что мне хорошо с ним. Потом я уеду, а после смены документов, стану жить рядом с отцом.
— Останешься у меня сегодня? — голосом урчащего кота спрашивает Демидов.
Его настроение кардинально поменялось. Из бешеного, охваченного ревностью тигра, он превратился в ласкового котёнка. Лениво гладит мою спину поверх свитера, целует кожу у виска. Я чувствую, как в меня упирается его возбуждение, но он не предпринимает попыток взять нахрапом.
— Я завтра должна быть на работе. И вообще, я тебе новости не рассказала.
— Говори сейчас. Что случилось?
Я вкратце рассказываю ему о маме, отчиме, сводной сестре. Кир слушает, не перебивая, потом говорит с серьёзным видом:
— Будет этот Сеня тебя обижать — скажи мне, я ему наглухо рожу подрехтую. Иногда тюнинг на лице помогает.
— Тебе же просто так драться нельзя, — удивляюсь я.
— Я уже говорил, что ради тебя я готов на многое. Пусть только волос с твоей головы упадёт — и я ему их вырву с мясом, — заявляет Кирилл сквозь зубы.
— Где, на лобке? Хотя, может, и там у него их нет. Сеня лысый. Причём он не бреется наголо. У него реально гладкая башка, как куриное яйцо, — я улыбаюсь, прихожу в себя.
— А я купил твои любимые эклеры. Хочешь чаю?
— Хочу.
Мы встаём и спускаемся на кухню. Пить чай гораздо лучше, чем лежать с ним в кровати. Кир включает электрический чайник, потом подходит ко мне и обнимает сзади. Я оказываюсь в коконе его сильных рук и вздрагиваю.
— Почему ты меня боишься, Катя? Я никогда не причиню тебе зла, — нежно говорит он.