Читаем Катилинарии. Пеплум. Топливо полностью

– Это же наш славный Паламед Бернарден! Наш милейший соседушка!

Моя жена, просияв улыбкой, сбежала по ступенькам.

– Доктор? Как я рада!

По голосу я понял, что ее душит смех. Она взяла его лапищу обеими руками и прижала к сердцу.

– Ах, спасибо вам, доктор! Представьте, я выздоровела. Этим я обязана вам.

Толстяку было явно не по себе. Он вырвал руку из ладошек моей жены, решительно направился к своему креслу и сел.

– Не угодно ли чашечку кофе?

– Да.

– Что еще я могу вам предложить? Вы знаете, что жизнь мне спасли вчера? Чем вас порадовать?

Он тупо молчал.

– Миндальное пирожное? Яблочный торт?

Ничего этого в доме не было. Я даже испугался, не перестаралась ли Жюльетта. Но она так искренне забавлялась, продолжая перечень несуществующих лакомств:

– Большой кусок кекса с цукатами? Меренги? Черносмородиновое желе? Шоколадные эклеры?

Она вряд ли и видела-то в жизни подобные десерты. Доктор начал сердито хмуриться. После долгого угрюмого молчания он произнес:

– Кофе!

Будто не заметив его невоспитанности, моя жена удивилась:

– Ничего, в самом деле? Ах, как жаль. Мне было бы так приятно вас попотчевать. Благодаря вам, доктор, я словно заново родилась!

Легко, как козочка, она поспешила на кухню. Уж не знаю, что бы она делала, если бы наш гость захотел предложенных пирожных. Посмеиваясь, я сел рядом с ним и спросил:

– Дорогой Паламед, что вы думаете о китайской таксономии?

Он ничего не ответил. Даже не выразил удивления. Его усталый взгляд я истолковал бы так: «Опять мне придется выслушивать болтовню этого типа».

Я твердо решил быть занудой.

– Борхес потрясающе об этом пишет. Уж не обессудьте, я процитирую этот всем известный пассаж из «Расследований»: «На древних страницах одной китайской энциклопедии под названием «Небесная империя благодетельных знаний» написано, что животные делятся на а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) сосунков, д) сирен, е) сказочных, ж) отдельных собак, з) включенных в эту классификацию, и) бегающих как сумасшедшие, к) бесчисленных, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) разбивших цветочную вазу, о) похожих издали на мух»[5]. Вот так классификация, не правда ли, ученому мужу вроде вас впору ей улыбнуться или даже посмеяться от души?

И я прыснул самым цивилизованным образом, в кулачок. Месье Бернарден остался каменно невозмутим.

– Однако же я знаю людей, которых это нимало не развеселит. И впрямь, помимо комичной стороны, этот пример иллюстрирует щекотливый вопрос таксономического подхода. Нет никаких оснований полагать, что наши ментальные категории менее абсурдны, чем древнекитайские.

Жюльетта принесла нам кофе.

– Ты не утомил нашего дорогого доктора своими малопонятными рассуждениями?

– Нельзя прочесть Аристотеля, не задумавшись над этими вопросами, Жюльетта. И невозможно, единожды прочитав этот дивный в своей несуразности пассаж, не запомнить его наизусть.

– Тебе бы, наверно, надо объяснить доктору, кто такой Аристотель.

– Извините ее, Паламед, она, должно быть, забыла, какую роль сыграл Аристотель в истории медицины. В сущности, идея категории сама по себе несообразна. Откуда в человеке эта потребность классифицировать окружающий мир? Я не говорю о дуализмах, которые являются, можно сказать, естественной транспозицией исконной дихотомии, сиречь противопоставления «мужское – женское». По сути дела, термин «категория» применим лишь там, где имеют место более двух топик. Бинарная классификация не заслуживает этого названия. А вы знаете, к кому восходит первая тернарная классификация и, стало быть, первая категоризация в Истории?

Мучитель попивал свой кофе, всем своим видом словно говоря: «Болтай себе, болтай».

– Вы ни за что не догадаетесь – к Тахандру Лидийскому. Представляете себе? Почти за два столетия до Аристотеля! Какое унижение для Стагирита! Вы только подумайте, что пришло в голову Тахандру! Впервые человек додумался разделить окружающий мир согласно некому абстрактному порядку – да-да, абстрактному, мы с вами сегодня этого не сознаем, но по сути всякое деление на цифру больше двух есть чистейшей воды абстракция. Если бы существовало три пола, абстракция начиналась бы с деления на четыре, и так далее.

Жюльетта смотрела на меня с восхищением.

– Уму непостижимо! Ты никогда не рассказывал таких увлекательных вещей!

– Я ждал, моя дорогая, когда у меня появится достойный собеседник.

– Какая удача, что появились вы, доктор! Если бы не вы, я бы никогда не узнала о Тахандре Лидийском.

Перейти на страницу:

Все книги серии Нотомб, Амели. Сборники

Катилинарии. Пеплум. Топливо
Катилинарии. Пеплум. Топливо

Главные герои романа «Катилинарии» – пожилые супруги, решившие удалиться от городской суеты в тихое местечко. Поселившись в новом доме, они знакомятся с соседом, который берет за правило приходить к ним каждый день в одно и то же время. Казалось бы, что тут странного? Однако его визиты вскоре делают жизнь Эмиля и Жюльетты совершенно невыносимой. Но от назойливого соседа не так-то просто избавиться.«Пеплум» – фантастическая история о том, как писательница А.Н. попадает в далекое будущее. Несмотря на чудеса технического прогресса, оно кажется героине огромным шагом назад, ведь за несколько столетий человек в значительной мере утратил свою индивидуальность и ценность.Пьеса «Топливо» – размышление о человеческой природе, о том, как она проявляется в условиях войны, страха и холода, когда приходится делать выбор между высокими духовными устремлениями и простыми, порой низменными потребностями.

Амели Нотомб

Драматургия / Современные любовные романы / Романы / Стихи и поэзия
Биография голода. Любовный саботаж
Биография голода. Любовный саботаж

 Романы «Биография голода» и «Любовный саботаж» – автобиографические, если верить автору-персонажу, автору-оборотню, играющему с читателем, как кошка с мышкой.В «Любовном саботаже» перед нами тоталитарный Китай времен «банды четырех», где Амели жила вместе с отцом, крупным бельгийским дипломатом. В «Биографии голода» страны мелькают, как на киноэкране: Япония, США, Бангладеш, Бирма, Лаос, Бельгия, опять же Китай. Амели здесь – сначала маленькая девочка, потом подросток, со всеми «девчачьими» переживаниями, любовью, обидами и страстью к экзотике, людям и языкам. Политическая карта 70-80-х годов предстает перед читателем как на ладони, причем ярко раскрашенная и смешно разрисованная в ключе мастерски смоделированного – но как бы и не детского вовсе – восприятия непредсказуемой Амели.

Амели Нотомб

Современная русская и зарубежная проза
Кодекс принца. Антихриста
Кодекс принца. Антихриста

Жизнь заурядного парижского клерка Батиста Бордава течет размеренно и однообразно. Собственное существование кажется ему бессмысленным. Но однажды на пороге его дома появляется незнакомец: он просит сделать всего один звонок по телефону – и внезапно умирает. И тут Батист Бордав понимает, что ему предоставляется уникальный шанс – занять место покойного и навсегда изменить свою серую жизнь. Однако он даже не подозревает, что его ждет… Лихо закрученный, почти детективный сюжет «Антихристы» рождает множество ассоциаций – от Библии до «Тартюфа». И вся эта тяжелая артиллерия пущена в ход ради победы девочки-подростка над пронырливой подругой, постепенно захватывающей ее жизненное пространство. А заодно – и над самой собой, над своими иллюзиями и искушениями.

Амели Нотомб

Современная русская и зарубежная проза
Гигиена убийцы. Ртуть
Гигиена убийцы. Ртуть

Звезда европейской литературы бельгийка Амели Нотомб стала известной после публикации первой же книги – «Гигиена убийцы». Публику и критиков сразу покорили изысканный стиль и необычный сюжет этого романа. Лауреат Нобелевской премии, писатель Претекстат Tax болен, и дни его сочтены. Репортеры осаждают знаменитость, надеясь получить эксклюзивное интервью. Но лишь одной молодой журналистке удается разговорить старого мизантропа и узнать жуткую тайну его странной, призрачной жизни… Роман Амели Нотомб «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это история преступлений, порожденных темными, разрушительными страстями, история великой любви, несущей смерть. Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?

Амели Нотомб

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги