Катюша

— Состояние здоровья, — ласково сообщил майор. — Ты ведь у нас тяжко травмированный, и к оперативной работе временно непригоден. Не могу же я отстранить тебя на том основании, что ты вступил в сговор с преступницей! — вдруг заорал он, грохнув кулаком по столу. Стоявшая на столе переполненная пепельница высоко подпрыгнула, щедро разбрасывая вокруг себя окурки и пепел.

— Она на нас рассчитывает, — тихо сказал Колокольчиков.

— На нас надо было рассчитывать до того, как она начала убивать и пытать людей! — непримиримо гаркнул Селиванов.

— Людей? — еще тише переспросил Колокольчиков.

— Все, хватит, — устало сказал майор. — Я мент поганый, а ты супермен и Робин Гуд... и еще добрая фея в придачу. Но приказы здесь отдаю я. Отменять операцию, насколько я понимаю, уже поздно. Твои знакомые знакомого...

— Скоро подъедут.

— Что, прямо сюда?!

— Они будут ждать у троллейбусной остановки.

— Вот и отлично. Я их проинструктирую. Брать будем всех, ты понял?

— Прудникова там не будет.

— Будем колоть Банкира...

— Ха-ха.

— Будем колоть его людей.

— Ха-ха-ха.

— Это, между прочим, наша работа. И либо ты станешь ее выполнять, либо ищи себе другое занятие.

— А ведь вы сами говорили: лучше, если Банкир будет убит при попытке к бегству. И вообще, вчера вы были настроены совсем по-другому.

— Вчера я болел, а сегодня выздоровел. Вчера я хотел, а сегодня передумал. Вчера я был дураком, а сегодня поумнел. Ты свободен.

— Но...

— Я сказал — свободен. Еще слово, и никакой операции не будет. Я вызову ОМОН, они оцепят квартал, и мы возьмем Скворцову без твоего участия. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Понял?

— Не понял.

— Дорастешь — поймешь. Свободен.

Колокольчиков открыл рот, но тут же со стуком его захлопнул, резко встал, едва не опрокинув стул, и стремительно вышел, хлопнув дверью так, что за обоями зашуршала осыпающаяся штукатурка. Вместе с грохотом захлопнувшейся двери до Селиванова донеслось короткое неприличное слово.

Майор глубоко, прерывисто вздохнул — так вздыхают иногда дети, которые перед этим долго и безутешно плакали, — и закурил новую папиросу, испытав при этом приступ тошноты. Голова болела нестерпимо, и впервые в жизни майор Селиванов испытывал острое желание напиться — вдрызг, до полной потери человеческого облика, и не просто напиться, а уйти в долгий беспросветный запой. "Времена изменились, — вяло подумал он. — Сильно изменились времена, я уже не поспеваю. Дотянуть бы до пенсии... Дотянешь тут с этими... Ах, сволочь, как же он ловко меня подцепил! И что теперь? Что теперь, майор?”

Телефон разразился дребезжащей трелью, и он схватил трубку, едва не сбив аппарат на пол.

— Да! — закричал он в микрофон. — Селиванов слушает!

— Не ори, майор, — произнес в трубке ленивый голос, — уши закладывает, как на аэродроме. Как дела?

— Я сделал все, что мог, — зачем-то прикрыв трубку ладонью, сказал Селиванов.

— А ты уверен, что этого хватит? — спросил голос, и сквозь ленцу майор ясно услышал плохо замаскированную угрозу.

— Хватит или не хватит, но большего я сделать не в состоянии, — сглотнув, ответил он.

— Это не ответ, майор, — сказал голос. — Боюсь, что милейшую Алевтину Даниловну он не устроит. А тебе как кажется?

— Ты... — прохрипел в трубку майор, яростно оттянув книзу вдруг сделавшийся тесным ворот водолазки, — ты, шваль, если хоть один волос...

— Ну-ну, — насмешливо перебил его голос, — не надо мелодрамы. Руки у тебя коротки, мент. Сделаешь все как надо — получишь свою бабу целиком. Нет — перешлю частями. Мелкими частями, Селиванов, никакого клея не хватит, чтобы собрать. Так что ты уж постарайся, ладно? Для себя все-таки... Хотя, возможно, я и не прав. Ты там, случаем, на молоденьких не заглядываешься? Тогда я, конечно, прогадал. Так как — целиком или частями?

— Я тебя найду, мразь, — пообещал майор. — Найду и отправлю за проволоку, а когда ты выйдешь, я буду тебя ждать. Ты меня понял?

— Да пошел ты... Кстати, имей в виду — если ты там решил все-таки рискнуть и засек мой звонок, лучше отзови своих легавых, пока не поздно. Таймер тикает, и если я его через полчаса не выключу — ба-бах!..

— Нет, — сказал майор, — я не стану отправлять тебя за проволоку. Я тебя убью. Раздавлю, как червяка.

— Фу-ты, ну-ты, лапки гнуты... Короче, — голос мгновенно стал жестким, расслабленной ленцы как не бывало, — твое дело — нейтрализовать эту суку. Сам ты ее завалишь или уступишь эту честь Банкиру, мне неинтересно. В случае успеха не обижу, а завалишь дело — не обессудь. Разговор наш записывается, так что после похорон придется искать работу — уж я позабочусь смонтировать пленочку так, чтобы твоему начальству все сразу стало ясно. Ну, пока, ментяра. Не кашляй.