— То есть просто не то слово, — согласился Селиванов. — И это еще одна причина, по которой я подозреваю, что во всем этом замешан Студент. Он в последнее время только тем и занят, что доставляет неприятности Банкиру.
— Не понятно только, при чем здесь Студент, — гнул свое Колокольчиков.
— А все остальное тебе понятно? — удивился Селиванов, с кряхтением выпрямился и зачем-то отряхнул колени. — Если да, то просвети меня, грешного, потому что я, честно говоря, вообще ни черта не понимаю во всем этом винегрете. Если охотились на Панина, то почему здесь? Если Банкир зачем-то решил убрать Скворцову, то причем здесь Студент? Да и какой у Банкира мог быть мотив? И где Скворцова? Прудникова, между прочим, тоже еще не нашли — ни живого, ни мертвого.
— Ага, — сказал Колокольчиков, — вы еще Прудникова сюда приплетите. Жалко, что расстрел царской семьи к этому делу никак не приспособишь. Или там, землетрясение в Спитаке.
— Так, — сказал Селиванов, — Колокольчиков начал проявлять чувство юмора. Значит, быть беде. В общем, еще слово, и я открываю огонь на поражение. А ну, кончай болтать, и марш заниматься делом! Мне нужен Панин.
Колокольчиков отбыл. По квартире начали расползаться приехавшие криминалисты, и было слышно, как на площадке кто-то из милиционеров насмерть бьется с невесть откуда налетевшей съемочной группой. Майор обнаружил, что у него потухла папироса, и прикурил ее по второму разу. Его толкнули, вежливо извинились, потом толкнули снова, и он отошел в сторонку и присел на кушетку, выглядевшую сиротливо и неряшливо из-за неубранной постели. Усаживаясь, он сдвинул в сторону простыню и смахнул на пол несколько крупных осколков стекла. Его внимание привлекли две подушки, которым явно было тесновато на узенькой тахте. На одной из подушек Селиванов заметил следы губной помады.
Задумчиво почесав переносицу, майор, наконец, решил, что это несущественно — помада наверняка принадлежала убитой утром Волгиной. То, что Волгина эта здесь ночевала, было известно и так. Почему ночевала прямо в помаде? Ну, так ведь пили они, что ж тут непонятного? Взгляд майора случайно упал в угол за дверью. Там было что-то интересное. Приглядевшись, майор понял, что не ошибся — в углу, небрежно скомканный, валялся дорогой кожаный плащ. Подняв его, Селиванов убедился в том, что плащ действительно дорогой, а также в том, что он безнадежно испорчен: от левой полы чем-то, скорее всего, ножницами, был отхвачен здоровенный кусок, а рукав выглядел так, словно попал в какую-нибудь корморезку. Прикинув на глаз размер, майор решил, что плащ явно не Катин, а значит, это мог быть только тот самый плащ, который, по словам хозяйки квартиры, принадлежал убитой Волгиной. Вряд ли кто-то мог выйти на улицу в таком плаще, и вряд ли кто-то мог на такой плащ польститься. Еще менее вероятным представлялось то, что Костик, сняв плащ с только что убитой им женщины, изуродовал его и приволок обратно — обменять или просто оставить здесь за ненадобностью. И так, и этак получалось, что Катя утром сказала неправду — спрашивается, зачем?
Селиванов встал и пошел по квартире, сам не до конца представляя, что же он, собственно, ищет. Тем не менее, он нашел: в противоположном от двери углу, под окошком, валялись скомканные, очень грязные и в нескольких местах разорванные джинсы. Кто-то пытался нетвердой рукой наложить на прорехи кожаные заплаты, но, судя по всему, притомился и забросил рукоделье в угол все той же нетвердой — не иначе, как от алкоголя, — рукой. Безо всякой экспертизы было видно, что заплатки вырезаны из плаща.
— Ну и ну, — вслух восхитился майор, — даже завидно. Лет двадцать уже я так не напивался. То-то весело им было поутру.
Джинсы только подтвердили его догадку о том, что Катя утром водила его за нос. Собственно, он еще тогда усмотрел в ее рассказе некоторые несообразности, да и лицо у нее было не ахти, но он тогда приписал все это причинам вполне естественным — все-таки не каждый день случается обнаружить труп лучшей подруги в подвале собственного дома. Получалось, что он позорнейшим образом прохлопал что-то очень важное и тем способствовал совершению нового преступления.