Катюша

Ломали не только физически, но и морально. 14 ноября 1937 года следователь подсунул ему на подпись заявление на имя наркома внутренних дел Н. И. Ежова, в котором Лангемак якобы признавал: «До сегодняшнего дня я упорно сопротивлялся в даче показаний… но сейчас решил отказаться от никчемного запирательства и дать следствию правдивые показания о своей контрреволюционной преступной деятельности…». В этой фальшивке Лангемак назвал своих друзей сообщниками. Доведенный до сумасшествия конструктор, не осознавая, что делает, заявление подписал. Аналогичное «признание» сделал под пытками Клейменов. В ряду других выбитых силой доносов они стали для НКВД поводом для ареста Глушко и Королева…

 Долгими, бессонными ночами, когда сознание чуточку прояснялось, Георгий Лангемак перебирал в памяти всю свою жизнь, стараясь понять, где и как оступился, что привело его к таким печальным последствиям. Он все еще верил, что произошла трагическая ошибка, и рано или поздно там, наверху, это осознают.

Ярким пятном проступала сквозь мрак сознания картина знакомства с будущей женой. Дочери генерал-майора Владимира Николаевича Петерса, светловолосой Леночке, было тринадцать, ему – неполные шестнадцать лет. Впервые в доме начальника Елисаветградского артиллерийского училища оказался, благодаря его сыну Алексею, с которым учился в гимназии. Переступал порог на дрожащих ногах. Кавалер орденов Святого Валентина двух степеней, Святой Анны двух степеней и Святого Владимира двух степеней казался ему небожителем, а его родители были всего лишь простыми педагогами: отец – преподаватель немецкого и французского языков в гимназии, мать – домашняя учительница французского языка. Но зная, что они потомственные дворяне, генерал не принимал во внимание материальное неравенство. Вспыхнувшей, словно яркая звездочка на семейном небосклоне, любви юной дочери к талантливому подростку, грезившему военной службой, был искренне рад. Не прервал ее даже тогда, когда узнал, что ослепленная чувствами девочка слишком рано лишилась невинности. Счел это божьим знаком и благословил Елену и Георгия на брак. Поставил лишь одно условие – дождаться совершеннолетия дочери.

Вспомнив о дне бракосочетания, Георгий через силу громко рассмеялся, вызвав подозрения у охранника: слышать рыдания здесь было привычно, но смех! Приоткрыв крохотное окошко в железной двери, служившее для наблюдения и подачи пищи, заглянул внутрь камеры. Осужденный с блуждающей по лицу улыбкой лежал на кровати. «Видать, сбрендил, бедолага!» – ухмыльнулся охранник…

Венчаться решили 25 апреля 1921 года в Морском соборе в Кронштадте, где служил Георгий. Но в военной форме в церковь не пойдешь, а купить приличный костюм в условиях тотальной разрухи немыслимо. Стали рыться среди старых вещей, расспрашивать соседей. Пиджак нашли быстро, а с брюками были проблемы. Побегав по знакомым, нашли двое. Одел одни, а на штанинах дырки, одел вторые – там тоже. Что делать? Других-то нет. И тогда он под смех домочадцев напялил на себя сразу двое брюк. Дырки не совпали! В таком экзотическом наряде и привел невесту к алтарю…

О венчании узнали в воинской части. К несчастью, именно в те дни проходила партийная чистка. Из двух тысяч большевиков крепости достойными носить партбилеты с портретом вождя признали лишь четыреста. Когда дошла очередь до Лангемака, тут и всплыл этот позорный с точки зрения Устава ВКП(б) факт. Комиссар и комендант Кронкрепости Николай Куйбышев вызвал его к себе.

–– Георгий Эрихович, объясните мне, как случилось, что вы, кадровый офицер, героически зарекомендовавший себя в войне с Антантой, не переметнувшись на сторону врага в дни Кронштадского мятежа, за что были даже приговорены к смертной казни, и вдруг так опростоволосились?

–– Товарищ комкор, я следовал семейной традиции, не хотел обидеть родителей и тестя – генерала Камнева.

–– Я знаком с Владимиром Николаевичем. Храбрый офицер, для него честь превыше всего. Но ведь у нас, большевиков, должно быть и свое представление о чести. Какой пример показываете вы своим поступком подчиненным?!

Лангемак молчал. Куйбышев расценил это как знак согласия с его оценкой.

–– Сдайте партийный билет!..

«Если не считать венчание преступлением, ничего противоправного в отношении Красной Армии я не совершил, – продолжал в мыслях Лангемак свою мучительную, прерывавшуюся лишь на время допросов, исповедь. – Правда, была еще непродолжительная служба у гетмана Скоропадского, а затем у Петлюры. Но это ведь случилось в период всеобщего идейного разброда и шатаний. Разве я не доказал впоследствии верность своему Отечеству? Дважды был приговорен к смерти, но не изменил ему».