Каторга

- Ну, а сын твой никакого участия в этом не принимал?

- В этом, что я сделал? Нет-с. Видеть - видел, а убивал я один. Мне таить нечего. Теперь уж все одно. Сказал бы, если б это было. Все равно. Они уж померли. Вскоре, как меня засудили, Николушка помер, а за ним и Настасья... Все свое отмаялись и померли, один только я остался и маюсь!.. - улыбнулся старик своей грустной и виноватой улыбкой. - Маюсь да за Марьину душу молюсь. Может, хоть там ей хорошо будет. А здесь что!.. Безответная была - мученица...

Шкандыба

Вечному каторжнику Шкандыбе шестьдесят четыре года. Это рослый, крепкий, здоровый старик.

Шкандыба - сахалинская знаменитость. Его все знают.

Шкандыба отбыл двадцать четыре года "чистой каторги" и ни разу не притронулся ни к какой работе.

- Вот те и приговор к каторжным работам! - похохатывает он.

Его драли месяцами каждый день, чтобы заставить работать. Ни за что!

Сколько плетей, сколько розог получил этот человек!

Когда он, по моей просьбе, разделся, - нельзя было без содрогания смотреть на этот сплошной шрам. Все тело его словно выжжено каленым железом.

- Я весь человек поротый! - говорит сам про себя Шкандыба. - Булавки, брат, в непоротое место не запустишь: везде порото. Вы извольте посмотреть, я суконочкой потру. Где потереть прикажете?

Потрет суконкой там, где укажут, и на теле выступают крест-накрест полосы - следы розог.

- Человек клетчатый! Кожа с рисунком. Я кругом драный. С обеих сторон. Чисто вот пятачок фальшивый, что у нас для орлянки делают. С обеих сторон орел. Как ни брось, все орел будет! И с одной стороны орел и с другой - орел. Так вот и я.

- Как же так с обеих сторон драный?

- А так-с. Господин смотритель на меня уж очень осерчал: зачем работать на хочу. "Так я ж тебя!" - говорит. Драл, драл, не по чем драть стало. "Перевернуть, - говорит, - его, подлеца, на лицевую сторону". Чудно! По животу секли, по грудям секли, по ногам. Такого даже и дранья-то никто не выдумывал. Уморушка! Шпанка, так та со смеху дохла, когда я этак-то на кобыле лежал. Необыкновенно.

- А работать все-таки не пошел?

- Нашли дурака!

Шкандыба по профессии мясник. В первый раз был приговорен на двенадцать лет за ограбление церкви и убийство. Затем бежал, попался, и, в конце-концов, "достукался до вечной каторги".

Сначала его отправили на Кару, на золотые прииски. Это были страшные времена. В "разрезе", где работали каторжане, всегда наготове стояла кобыла. При каждом разрезе был свой палач, дежуривший весь день.

Шкандыбу привели на работу. Он решительно отказался.

- Что это? Землю копать? Не стану!

- Как не станешь?

- А так. Земля меня не трогала, и я ее трогать не буду.

Шкандыбе в первый день дали двадцать пять плетей.

Во второй - пятьдесят.

В третий - сто и чуть живого отнесли в лазарет.

Выздоровел, привели, - опять то же:

- Земля меня не трогала, и я ее трогать не буду.

Опять принялись драть, - опять отправили в лазарет.

Наконец устали, - прямо-таки, устали, - биться со Шкандыбой и отправили его на Сахалин.

На Сахалине Шкандыба прямо заявил:

- Работать не буду. И не заставляйте лучше.

- Ну, так драть будем!

- С полным моим удовольствием. Ваше полное право. А работать вы меня заставить не можете.

Шкандыбу переводили из тюрьмы в тюрьму, от смотрителя к смотрителю, всякий раньше хвалился:

- Ну, у меня не то запоет!

И всякий потом опускал руки.

Один из самых "ретивых" смотрителей К. рассказывал мне:

- Да вы понятия иметь не можете, что это за человек. Взялся я за него. Каждый день тридцать розог. Да ведь каких! Порция. Прихожу утром на раскомандировку. Кобыла стоит, палач, розги. Вместо "здравствуйте!" первый вопрос: "Шкандыба, на работу идешь?" - "Никак нет!" - "Драть!" Идет и ложится. До чего ведь, подлец, дошел. Только прихожу, еще спросить не успею, а он уже к кобыле идет и ложится. Плюнул!

Другой смотритель, тоже "ретивый", которому давали Шкандыбу на укрощение, говорил мне:

- Одно время думали, может, он какой особенный, к боли нечувствительный. Доктору давали исследовать. "Нет, - говорит, - ничего, чувствительный". Драть, значит, можно.

"Спектакли", которые ежедневно по утрам Шкандыба давал каторге, составляли развлечение для тюрьмы. Глядя на него, и другие "храбрились", "молодечествовали" и смелей ложились на кобылу.

Кроме того, каторга "дерзила":

- Что вы, на самом деле, ко мне пристаете с работой? Вы, вон, подите, Шкандыбу заставьте работать! Небось, не заставите!

Шкандыба давал "заразительный пример".

Его просили уж работать хоть "для прилика":

- Шкандыба, черт, хоть метлу возьми, двор подмети! Вот и вся тебе работа!

- Не желаю. Чего я буду мести? Не я насорил, - не я и мести буду. Я что насорю, - сам за собой приберу.

- Ну, не мети, черт с тобой! Хоть метлу-то в руки возьми!

- Зачем мне ее в руки брать? Она не маленькая. И одна в углу постоит. Ей не скучно: там другие метлы есть.

- Раз, впрочем, топор в руки взял! - смеется Шкандыба.

- Работать хотел?