Не убежал… Стало быть, не беглый… Или?., хитер да смел… Поживем, увидим. Срочный запрос, через неделю ответ поступит… А пока пусть потрудится. А пристава предупредить, чтобы взял под надзор… Не уйдешь, соколик!..
Иван вылез из печи, перемазанный ржавой кирпичной пылыо. Даже смоляная его борода побурела.
Увидев управляющего, подошел, поклонился, доложил про печь. Потом поклонился еще ниже.
— Дозвольте обратиться, ваше благородие! Просьбу имею до вашей милости.
«Дерзок, однако! — подумал Тирст. — Только объявился, уже и просьбы».
Но вслух сказал:
— Говори!
Иван снова поклонился.
— Дозвольте жениться, ваше благородие!
Тирст изумленно вскинул белесые брови.
— Шпбко по сердцу пришлась девка, — не забывая кланяться, продолжал Иван. — Опять же, несподручно одному. Ни тебе хлеба испечь, ни состряпать, ни портки постирать.
— Кого же ты присмотрел?
— Настасью Скуратову, ваше благородие.
Во взгляде Тирста отразилось нечто большее, нежели простое изумление.
— Гм… Губа у тебя не дура. А известно тебе, что сей девке немалое внимание оказывал господин подпоручик Дубравпп?
За густою бородой и усами усмешка Ивана осталась незамеченной Тпрстом.
— Никак нет, ваше благородие, не известно. Да ведь девка не колодец, не вычерпаешь.
Тирст откровенно развеселился.
— Ты, братец, и на язык востер! А се-то спросил?
— Никак нет, ваше благородие! Но посмел, без вашего дозволения.
— Да… ты, видать, братец, плут большой!.. — сказал Тирст с удовольствием и, хмыкнув пару раз, что ему вполне заменяло смех, добавил: — Ну что ж, рабочий должен иметь жену, семью, дом. Дабы был он не бродяга, а честный труженик. Это хорошо! — а сам думал: «Прелести девицы удержат его надещнее надзора пристава».
— Женись, Еремей Кузькпн. Позволяю.
— Ваше благородие! Явите милость до конца. Замолвите попу словечко, чтобы повенчал. Хочу по совести, по закону.
— Скажу, братец, скажу.
Когда Тирст уехал, Герасим Зуев сказал Ивану, угрюмо насупясь:
— Негоже так. Обманом девку берешь. Али рассудил, вдвоем тонуть легше?
Иван покачал головой.
— Зря обижаешь, Герасим Васильич. Перед Настей у меня душа нараспашку. Ей все ведомо. И что делал, и что думал.
— Смотри, парень! Эту девку обидеть грех. У нее и так горя полна пазуха. Сирота сызмалетства.
— Она сирота и я бобыль… Герасим Васильич! — Иван поклонился Зуеву почтительнее, чем кланялся Тирсту. — Будь у нас посаженым отцом на нашей сиротской свадьбе...
Тирст выполнил свое обещание. Сказал отцу Амвросию, что надобно обвенчать мастерового Еремея Кузькина и слободскую девку Настасью Скуратову.
Отец Амвросий вспомпил свое донесение архиепископу Иркуткому и Нерчинскому о любострастных похождениях подпоручика Дубравина и умильно осклабился, но тут же, восчувствовав сан свой, возвел очи горе и сказал сокрушенно:
— У девицы сей ложесна разверсты, не с чистою душой пойдет к алтарю господню! — и завздыхал: —Ох, соблазн… ох, соблазн… — сам напряженно размышляя, по какой причине понадобилось управляющему заводом проявлять заботу о том, чтобы покрыть грех любвеобильного подпоручика?
«А не причастен ли и сам к оному?» — заподозрил отец Амвросий и весьма пожалел, что над Тпрстом, ввиду принадлежности его к лютеранскому вероисповеданию, не властна тайна святой исповеди.
— Что уж вы так сокрушаетесь, отец Амвросий? — усмехнулся Тирст. — Вам по долгу пастыря все известно. Скажите по совести, много ли девственниц случалось вам венчать в нашей слободе?
Отец Амвросий только бородку поскреб.
— Крестить приходилось…
— Да, чуть было не забыл, — сказал Тирст, когда отец Амвросий ужо надел свою камилавку, — мастеровой сей не имеет паспорта. Мною послан запрос по месту прежнего его пребывания. Когда придет надлежащий ответ, тогда и занесете брак в церковную книгу.
— А если окажется, что не своим именем назвался перед алтарем при совершении святого таинства? — всполошился отец Амвросий.
— Для того и предостерегаю вас. Коли он — не он, то и таинство не имеет законной силы. Не так ли?
Вконец озадаченный отец Амвросий испуганно замигал своими белесыми, тесно прижатыми к переносью глазками.
И тогда Тирст сказал с достоинством:
— Обращаюсь с сей просьбой к вам не праздной прихоти ради, а в интересах государевой службы.
Венчание состоялось в слободской церкви на другой день без особой огласки.
Отец Амвросий, напуганный предостережением Тирста, был заинтересован, чтобы таинство совершалось действительно тайно. Кроме жениха и невесты, попа и причетника, в церкви были только Глафира и Герасим Зуев. Он же и кольца принес,, а то молодым и разменяться было бы нечем.
Отец Амвросий гнал, как на пожар.
Настя стояла, потупя голову, не слыша ни гундосого бормотанья хромого причетника, ни возгласов отца Амвросия. Противоречивые чувства волновали ее.