Катрин. Книга третья

— Мне кажется, вы могли убедиться, мадам, что я их тоже не выношу. Соболей же я не прислал вам не по оплошности, а из-за бедствий нынешнего времени. Торговые караваны из Великого Новгорода, которые всегда приходили на ярмарку в Шалон, теперь обходят наши края стороной. Они направляются в Лондон или поворачивают в Венецию.

— Так пошлите за ними в Венецию…

— Это невозможно, мадам. Страна наша обескровлена. У нас нет больше кораблей, а суда, которые ходят из Венеции в Брюгге, к нам не заходят. Что до Брюгге, то вам лучше чем кому бы то ни было известно: герцог Бургундский повелел не впускать туда подданных короля Карла.

Госпожа де Ла Тремуйль вздохнула столь шумно, что и этот вздох был слышен наверху. Катрин чувствовала подступающую дурноту: нервы ее были натянуты до предела, и слышать этот ненавистный голос в двух шагах от себя было тяжким испытанием. Она инстинктивно подошла к окну и скользнула рассеянным взором по улице Орон. Между тем внизу госпожа де Ла Тремуйль томно произнесла:

— Что ж, придется удовлетвориться тем, что есть. Пусть мне принесут завтра во дворец самые красивые, меха. Впрочем, я лучше посмотрю сейчас, раз уж зашла к вам. Прикажите выложить товар. Вы доставите мне то, что я отберу.

— Как же мы могли не услышать, когда она появилась? — пробормотала Катрин, злая на всадников и придворных дам, занявших почти всю улицу и производивших шума не меньше, чем давешние лучники.

— Вы были слишком поглощены разговором, — мягке ответила Масе, и Катрин показалось, что в голосе ее прозвучали нотки упрека, — поэтому и не слышали. Мне бы хотелось, чтобы эта женщина поскорее ушла. У нее слишком острый взгляд и уши, которые улавливают малейший шорох…

— Это особенно неприятно, потому что вы прячете именно меня, — сказала Катрин с горечью, — и если у нее появится хоть тень подозрения…

— Укрывая вас, мы рискуем ничуть не больше, чем предоставляя свой дом мэтру Алену Шартье, — спокойно возразила жена Жака. — В наше время никто не застрахован от доноса… даже ложного. Вам лучше подняться в свою комнату, Катрин.

Молодая женщина отрицательно покачала головой. Она предпочитала остаться здесь, поблизости от своего врага. Катрин часто замечала, что явная опасность не так страшила ее, как неопределенная угроза. Кроме того, она испытывала нечто вроде горькой радости при мысли, что своим присутствием в этом доме бросает вызов той злобной женщине, готовой на все, чтобы отобрать у нее Арно.

Внизу жена первого камергера, очевидно, приказала вынести все меха, хранившиеся в лавке. С глухим стуком ложились на прилавок плотно упакованные тюки, которые затем раскладывались, и тогда доносился ровный голос Жака Кера, перечислявшего достоинства того или иного товара. Прислонившись лбом к оконному стеклу, Катрин застыла, сама не зная, чего ждет. Чтобы все это побыстрее закончилось? Чтобы удалилась эта неприятная покупательница? И Жак поднялся наверх, дабы помочь ей обрести душевное равновесие: ведь один его вид внушал успокоение? Возможно, она ожидала именно этого.

Внезапно Катрин встрепенулась, и ее рассеянный взгляд стал напряженно-внимательным. От ворот Орнуаз по улице поднялась телега, которую везла ленивая лошадь, и остановилась прямо у дверей дома меховщика. Это была самая обыкновенная крестьянская повозка, небрежно сбитая из деревянных досок. Большие колеса, окованные железом, вязли в глубоких рытвинах, образовавшихся после дождя. И поклажа не представляла ничего интересного: вязанки хвороста, наваленные с верхом и грозившие обрушиться при каждом резком движении.

Словом, ничто не могло бы привлечь внимания к этой телеге, кроме… кроме возницы. Он, согнувшись, сидел на облучке, свесив ноги. Его широкая грудь распирала драную бумазейную рубаху. Едва взглянув на крестьянина, Катрин почувствовала уверенность, что знает этого человека или, по крайней мере, видела его… Она посмотрела пристальнее. На нем был камай с капюшоном из грубой черной шерсти, который закрывал половину лица, заросшего бородой. Кого же он напоминал ей своей манерой сидеть и всем обликом? Она не успела задать себе эти вопросы, потому что крестьянин, подняв голову, посмотрел на окна дома. Катрин вскрикнула от удивления и тут же быстро зажала рот ладонью. Возницей был не кто иной, как Ксантрай. Молодая женщина бросилась к Масе и, взяв ее за руку, подвела к окну.

— Смотрите! — сказала она. — Узнаете его? Масе, в свою очередь, едва сдержала крик.

— Господи! — произнесла она, бледнея. — Его невозможно не узнать!

Между тем ряженый крестьянин неторопливо слез с облучка с очевидным намерением войти в лавку Жака Кера. Осознав опасность, Масе, словно подброшенная пружиной, ринулась из комнаты. Катрин услышала, как она вихрем промчалась по лестнице, а затем увидела ее уже на улице. Она успела вовремя, ибо Ксантрай в этот момент взялся за ручку двери. Жена Жака возникла перед ним, гордо вскинув голову в высоком чепце, чтобы из лавки нельзя было разглядеть его лица. Звонкий голос Масе был слышен на всей улице: