Катрин. Книга третья

Когда отряд двигался плотными рядами, его не было видно, хотя роста он был гигантского. По светлым, почти рыжим волосам в нем можно было угадать одного из тех нормандцев, в которых сохранилась мощь древних викингов, их предков. Руки его были связаны толстой веревкой — сильные грубые руки, покрытые золотистым курчавым волосом. Было видно, что этими руками он мог с одинаковой легкостью сокрушать черепа своих врагов и исполнять работу требующую ловкости и умения Драная полотняная рубаха едва прикрывала грудь и плечи, могучие словно медведя. Лицо кирпично-красного цвета было не слишком выразительным, но взгляд светло-серых глаз под густыми клочковатыми бровями напоминал прозрачный источник, укрывшийся в зарослях кустарника.

Пленник, казалось, не осознавал, в каком критическом положении очутился. Он спокойно и добродушно разглядывал двор и окруживших его людей, но, когда взгляд его упал на Катрин, в нем внезапно вспыхнуло пламя.

— Кто это? — спросила она Ла Гира, смотря вслед пленнику, которого солдаты, подталкивая в спину, уводили в дом.

— Откуда я знаю? — ответил капитан, пожав плечами. — Мы нашли его в погребе вашей фермы. Валялся на полу, как бесчувственное бревно, а рядом был пустой бочонок из-под вина. Какой-нибудь мародер из англичан! С тех пор как мы вернулись в Нормандию, им стало не так вольготно обирать крестьян, так что каждый выкручивается как может.

Пленный, обернувшись, ответил таким мощным басом, что сами стены, казалось, задрожали.

— Никакой я не англичанин, я добрый нормандец и верный подданный нашего короля Карла.

— Хм! — проворчал Ла Гир. — Говоришь по-нашему, это хорошо. Как тебя зовут?

— Готье! Готье-дровосек, а еще прозывают Готье-Злосчастье.

— Отчего же?

Дровосек расхохотался.

— Оттого, что лучше не встречаться со мной в лесу, когда в руке у меня добрый топор. Вы меня врасплох застали, а так я один стою десятерых, мессир капитан, говорю без хвастовства!

— Ну, рассказывай. Что ты делал в этом доме? Кто тебя оглушил?

— Сам я себя и оглушил! Вы же меня еще не допрашивали. А теперь я скажу, что знаю… потому что вы капитан короля. Я думал, вы из наемников, потому и остерегался.

Ла Гир пожал плечами, с трудом сдержав улыбку. Приходилось и наемником бывать, когда война брала передышку В конце концов, он был создан для этого ремесла! Но тайные мысли Ла Гира нисколько не заботили Катрин. Изнывая от нетерпения, она сама стала расспрашивать пленного.

— Что вы делали в этом доме? Вы знаете, что там произошло?

— Да, — мрачно ответил Готье.

И, бросив на Катрин взгляд, в котором опять сверкнуло пламя, начал рассказывать:

— В этом доме жили Маглуар и Гийомет. Я их двоюродный брат. Заходил к ним, когда в лесу становилось уж слишком голодно. У этих несчастных была добрая душа, и никому они не отказывали в куске хлеба. Я был у них, еще спал, когда утром пришел какой-то человек. Одет он был бедно, но все равно выглядел как знатный господин… Это сразу чувствуется. Он дал Гийомет золотую монету и спросил, не найдется ли у нее немного молока. Этот английский золотой показался Гийомет странным, она стала выспрашивать, но путник ничего не пожелал объяснять. Сказал только, что нездешний, работал в Руане и пробирается к своим родным. Было видно, что он не лжет, и Гийомет предпочла поверить, хотя что-то в нем настораживало. Слишком уж он гордо держался для такого бедняка. Да и золотую монету в наше время не часто увидишь. Гийомет уже собиралась пойти в хлев подоить корову, как вошли те… гнусные твари, звери, живодеры! За разговором никто не заметил, как они подкрались к дому.

Ла Гир, схватив пленника за рубаху, стал с бешенством трясти его.

— Кто такие? Ты их знаешь?

Однако могучему капитану, несмотря на всю его силу, трудно было бы справиться с великаном. Даже со связанными руками Готье высвободился с легкостью, едва заметно поведя плечами.

— Еще бы мне их не знать! Я видел их штандарт. Это были люди Ришара Венабля, английского живодера, стервятника, зверя в сто крат худшего, чем сам Сатана, его повелитель. Логово свое он устроил в пещерах Ориваля и в развалинах замка Роберта-Дьявола. Тяжкое это было зрелище… Бедная Гийомет! Бедный Маглуар!

— А ты, стало быть, не шелохнулся, когда над ними измывались?