Она не хотела умирать, и страстная любовь к жизни позволяла ей до последней секунды надеяться на чудо, на чью-то помощь, к которой она взывала, сама не сознавая этого.
Она хотела ответить, узнать кто там, но не смогла произнести ни звука. Снова раздался нетерпеливый голос Готье:
— Госпожа Катрин! Госпожа Катрин! Вы что, не слышите? Вы так крепко спите? Я привел к вам друга…
Друга? Откуда мог взяться друг? Ее так притягивало это слово, что она выскочила из кровати, уронив кинжал, подбежала к двери и широко распахнула ее.
— Ну, наконец-то! Взгляните, госпожа Катрин! Я ведь не обманул вас? Я действительно привел вам друга?
Мужчина, черты лица которого невозможно было разглядеть, шагнул из темноты коридора на свет. Замершее было сердце Катрин учащенно забилось — это был Ян Ван Эйк.
В едином порыве они бросились друг другу в объятия, по-братски расцеловались. Они не могли сказать друг другу ничего, кроме: «Вы! Это вы!»
Ван Эйк, знаменитый художник, придворный герцога Филиппа Бургундского, его поверенный в сердечных делах, действительно был одним из старых друзей Катрин. Она знала его, еще будучи некоронованной королевой Брюгге и любовницей Филиппа…
В те времена он написал множество ее портретов. Последний из них художник сделал недавно по памяти. Это был эскиз картины «Благовещение», украсивший часовню в Монсальви.
В последний раз они виделись около двух лет назад: ночью в грозу по дороге на Компостель.
Эта встреча не была случайной, так как Ван Эйк приехал тогда с намерением отвезти ее к герцогу Филиппу: герцог не мог забыть прекрасную графиню. Ранним утром Катрин сбежала от своего друга, следуя за своим взбалмошным супругом.
Художник, казалось, забыл старые обиды, прижимая к себе молодую женщину, словно отец, встретивший блудную дочь…
— Когда я услышал, как этот юноша просил горячего молока для графини де Монсальви, я не мог поверить своим ушам, — воскликнул он, плача и смеясь.
Избыток чувств переполнял этого обычно спокойного, хладнокровного мужчину.
— Видимо, чуду видеть вас я обязан Христу. Что вы делаете в Люксембурге, прекрасная госпожа? Вы стали еще красивее! Дайте-ка я на вас посмотрю!
Он отстранил Катрин на расстояние вытянутой руки, пристально вглядываясь в ее лицо. Ничто не могло укрыться от его внимательного взгляда. Он заметил следы недавних слез. Нахмурившись, повторил вопрос:
— Что вы делаете в Люксембурге, который является союзником Бургундии, госпожа де Монсальви?
— Мне надо было встретиться с герцогиней Елизаветой, узнать кое-что и раскрыть ей глаза… — ответила она, пытаясь придать своему голосу игривость, но ее ответ прозвучал фальшиво.
— Вы, наверное, в очередной раз отправились на поиски вашего мужа-дьявола?
— С чего вы это взяли?
— У вас красные глаза! Вы плакали, причем недавно. Раньше вы никогда не плакали. Действительно, сеньор Арно оказал вам великую честь, сделав своей супругой!
— Я знаю, что вы не любите его, но не надо приписывать ему все земные грехи. Он не единственный, кто способен заставить меня плакать. К тому же я прекрасно знаю, где он: дома, в Монсальви, я собиралась сегодня ехать к нему…
Она говорила гладко и, как ей казалось, убедительно. Но в это время Готье, вошедший в комнату следом за художником, заметил на полу кинжал. Под железным подсвечником он увидел адресованное ему письмо, взял его и, прочитав, был так поражен, что, не сдержавшись, гневно воскликнул:
— И вы собирались сделать это? Несмотря на то, что вы мне обещали, вы бы это сделали, забыв о моей клятве?
— Монсеньор, — он бросился к Ван Эйку и сунул ему в руки письмо, — рассудите нас! Прочтите оставленное мне письмо! А потом спросите у вашей подруги, как она собиралась уехать, о чем сама только что говорила.
— Готье! — возмутилась Катрин. — Сейчас же отдайте мне это письмо! Как вы смеете?
— А вы? Как вы смеете? — ответил он, не в состоянии сдержать слезы, залившие его лицо. — Это письмо адресовано мне, не так ли? Я его прочел. Что здесь плохого? Ну почему, почему?
— Вы же прочли и, стало быть, теперь знаете.
— Я не могу в это поверить! Это — не причина для смерти! Это глупо, глупо хотеть…
Юноша бросился на край кровати и разрыдался. Ван Эйк, быстро пробежав глазами письмо, поднял на Катрин полные недоверия глаза:
— Это все выдумка? — произнес он наконец. — Вы же не собирались?..
Она опустила голову, стыдясь той минуты отчаяния, которая уронила ее в глазах старого друга и Готье.
— У меня нет другого выхода, — сказала она наконец. — Если бы вы не пришли, все было бы уже кончено. Но вы пришли!