– Дэви, заберите меня от него! – воскликнула она. – Здесь творится что-то неладное: он нечестен. Я знаю: случится что-то дурное. Я чувствую ужасный страх в душе. Какие у него могут быть дела с королевским судном? Что написано тут? – И она показала мне письмо. – Я предчувствую, что здесь кроется что-то дурное для Алана. Откройте его, Дэви, откройте и прочтите.
Я взял письмо, посмотрел и покачал головой.
– Нет, – сказал я, – я не способен на это: я не могу открывать чужие письма.
– Даже для того, чтобы спасти друга?! – воскликнула она.
– Не могу сказать, – отвечал я. – Думаю, что нет. Если б я только знал наверное!
– Вам стоит только сломать печать! – сказала она.
– Знаю, – сказал я, – но я не могу этого сделать.
– Дайте письмо сюда, – попросила она, – я сама открою его.
– И вам этого делать нельзя, – сказал я, – вам в особенности. Это письмо имеет отношение к вашему отцу и к его чести, дорогая, в которой оба мы сомневаемся. Разумеется, это место опасное, за нами, может быть, следят с английского судна, а тут еще и это письмо к вашему отцу, и офицер, который остался на берегу! Он, вероятно, не один, с ним должны быть и другие. Да, без сомнения, письмо следует открыть, но только открыть его должны не вы и не я.
Меня уже начинал одолевать страх и предчувствие скрытой опасности, когда я увидел Алана, одиноко шедшего среди песчаных холмов. На нем был мундир, придававший ему очень изящный вид, но я содрогнулся при мысли, как мало этот мундир сможет помочь ему, когда его поймают, бросят в лодку и отправят на «Морского коня» в качестве дезертира, мятежника и человека, обвиняемого в убийстве.
– Вот, – сказал я, – вот кто имеет право открыть письмо, если найдет это нужным.
С этлми словами я окликнул Алана, и мы с Катрионой встали, чтобы он мог увидеть нас.
– Если это правда, если это новое бесчестие, сможете ли вы перенести его? – спросила она, глядя на меня сверкающими глазами.
– Мне уже ставили подобный вопрос, когда я только увидел вас впервые, – сказал я. – Как вы думаете, что я ответил? Что если я буду любить вас, как любил тогда, – о, теперь я люблю вас гораздо больше! – то женюсь на вас даже у подножия виселицы.
Кровь бросилась ей в лицо. Она подошла совсем близко и прижалась ко мне, держа меня за руку, и в этом положении мы ожидали Алана.
Он подошел, улыбаясь лукавой улыбкой.
– Что я говорил вам, Давид? – сказал он.
– Всему свое время, Алан, – отвечал я, – а теперь время серьезное. Что вам удалось узнать? Вы можете говорить откровенно при нашем друге.
– Я прогулялся понапрасну, – сказал он.
– Мне кажется, что мы в таком случае сделали больше, – заметил я, – по крайней мере, есть многое, что нам следует обсудить. Видите ли вы это? – продолжал я, указывая на корабль. – Это «Морской конь», его капитана зовут Паллизер.
– Я тоже знаю его, – сказал Алан. – Он доставил мне немало затруднений, когда стоял в Форте. Но зачем ему понадобилось подходить так близко?
– Я скажу вам, зачем он пришел сюда, – сказал я. – Он привез это письмо Джемсу Мору. А почему он продолжает стоять, когда письмо уже доставлено, почему между холмами прячется офицер, и один ли он, или нет – это вы сообразите сами.
– Письмо адресовано Джемсу Мору? – спросил он.
– Да, – отвечал я.
– Ну, могу сказать вам еще больше, – сказал Алан. – Прошлою ночью, когда ты крепко спал, я слышал, как человек этот разговаривал с кем-то по-французски и как затем дверь гостиницы отворилась.
– Алан, – воскликнул я, – вы спали всю ночь, я могу доказать это!
– Ну, нельзя никогда поручиться, спит ли Алан или нет! – сказал он. – Однако дело выглядит довольно скверно. Покажите мне письмо.
Я дал ему.
– Катриона, – сказал он, – прошу у вас прощения, но дело идет о моей жизни, и мне придется сломать печать.
– Я хочу этого, – отвечала Катриона.
Он открыл письмо, прочитал и всплеснул руками.
– Подлый негодяй! – воскликнул он, скомкав бумагу и сунув ее в карман. – Скорей соберем наши вещи – это место для меня сущая смерть. – И он пошел по направлению к гостинице.
Катриона заговорила первая.
– Он продал вас? – спросила она.
– Продал, милая моя, – сказал Алан, – но благодаря вам и Дэви я еще могу перехитрить его. Только бы мне добраться до моей лошади, – прибавил он.
– Катриона должна ехать с нами, – сказал я, – она не может более оставаться с этим человеком. Я женюсь на ней.
Тут она прижала к себе мою руку.
– Так вот как у вас обстоит дело! – сказал Алан, оглядываясь на нас. – Это самое лучшее, что вы когда-либо могли сделать. Должен вам сказать, моя милая, вы и вправду составляете прекрасную пару.
Тропинка, по которой он шел, привела нас к ветряной мельнице, где я заметил человека в матросских брюках. Спрятавшись за нею, он, казалось, наблюдал. Но мы, конечно, видели его.
– Смотрите, Алан! – сказал я.
– Тсс… – отвечал он, – это мое дело.
Человек, вероятно, был немного оглушен шумом мельницы, так как не замечал нас, пока мы не подошли совсем близко. Тогда он обернулся, и мы увидели, что это высокий матрос со смуглым лицом.
– Надеюсь, сэр, – сказал Алан, – что вы говорите по-английски?