Катриона

– О, я бы хотел, чтобы молодость моя была всегда такова! – воскликнул я. – Уж слишком много я видел расчетливого и эгоистичного в молодых адвокатах, которые увиваются около вас, милорд, и даже стараются увиваться вокруг меня. Я заметил то же самое и в стариках. Все они, весь их клан, заботятся только о своих интересах! Оттого-то я и сомневаюсь в ваших дружеских чувствах ко мне. Почему я должен верить, что вы любите меня? Вы сами говорили мне, что преследуете собственную выгоду!

Тут я остановился, устыдившись, что зашел так далеко. Он смотрел на меня, но на лице его ничего нельзя было прочесть.

– Прошу у вас прощения, милорд, – заключил я. – Я умею говорить только грубо, по-деревенски. Мне кажется, что было бы прилично поехать навестить моего друга в заключении, но я обязан вам жизнью, и этого я никогда не забуду. И если нужно для вашего блага, милорд, то я останусь – останусь из одного чувства благодарности.

– Это можно было бы сказать и покороче, – мрачно сказал Престонгрэндж. – Легко, а иногда и вежливо сказать просто «да».

– Но, милорд, мне кажется, что вы все еще не вполне понимаете меня! – воскликнул я. – Для вас, за спасение моей жизни, за расположение, которое, как вы говорите, вы чувствуете ко мне, – за все это я готов остаться… Но не оттого, что ожидаю каких-либо выгод для себя. Если я буду вынужден держаться в стороне, когда будут судить молодую девушку, то я ни в коем случае не хочу чего-либо выиграть от этого. Я скорее готов претерпеть окончательное крушение, чем на этом основывать свое благополучие.

Престонгрэндж с минуту оставался серьезен, затем улыбнулся.

– Вы напоминаете мне человека с длинным носом, – сказал он. – Если бы вам пришлось в телескоп глядеть на луну, вы и там бы увидели Давида Бальфура. Но пусть будет по-вашему. Я попрошу вас оказать мне одну услугу, а затем освобожу вас. У моих клерков работы по горло: будьте так добры, перепишите мне несколько страниц, – сказал он, заметно затрудняясь в выборе между несколькими большими рукописями. – А когда вы кончите, я скажу вам: с богом! Я никогда не согласился бы обременить себя заботой о совести мистера Давида. Если бы вы сами могли по дороге бросить часть ее в болото, то поехали бы дальше значительно облегченным.

– Хотя, может быть, не в том самом направлении, милорд! – сказал я.

– За вами непременно должно остаться последнее слово! – радостно воскликнул он.

У него действительно были причины радоваться, так как он нашел способ добиться своего. Для того чтобы ослабить значение докладной записки и иметь готовый ответ, он желал, чтобы я всюду показывался с ним в качестве близкого ему человека. Но если бы я так же открыто появился у Катрионы в тюрьме, все бы не преминули вывести свои заключения, и подлинный характер бегства Джемса Мора стал бы очевидным. Такова была небольшая задача, которую я внезапно предложил ему и решение которой он так быстро нашел. Меня удерживали в Глазго под предлогом переписки, от чего я из простого приличия не мог отказаться. А пока я был занят, от Катрионы постарались избавиться частным образом. Мне совестно писать это о человеке, который оказывал мне столько услуг. Он был добр ко мне, как отец, но я постоянно замечал, что он фальшивит, как надтреснутый колокол.

XIX. Я попадаю в дамское общество

Переписывать было чрезвычайно скучно, тем более что дела, о которых говорилось в бумаге, не требовали, как я скоро заметил, никакой поспешности, и это занятие было только предлогом, чтобы удержать меня. Как только я закончил свою работу, я вскочил на коня и, стараясь не терять ни минуты, помчался вперед; поздно вечером я уже остановился на ночлег в домике на берегу Алан-Уотера. До наступления следующего дня я снова сидел в седле. В Эдинбурге только что открылись лавки, когда я въехал в город через Вест-Боу и на взмыленной лошади подскакал к дому лорда-адвоката. У меня была записка к Дойгу – доверенному лицу милорда, который, как предполагалось, знал все его секреты. Это был низенький, невзрачный, жирный человек, весь как бы пропитанный табаком и самонадеянностью. Я застал его за конторкой, выпачканного табаком, в той самой передней, где я встретился с Джемсом Мором. Он внимательно прочел записку, точно главу из библии.

– Гм… – сказал он. – Вы немного запоздали, мистер Бальфур. Птичка улетела, мы выпустили ее.

– Мисс Друммонд свободна! – воскликнул я.

– Ну да! – сказал он. – На что нам было держать ее, подумайте сами! Никому бы не понравилось, если бы подняли шум из-за этого ребенка.

– А где же она теперь? – спросил я.

– Бог знает! – сказал Дойг, пожимая плечами.

– Она, вероятно, вернулась к леди Аллардейс, – заметил я.

– Вероятно, – сказал он.

– Так я прямо отправлюсь туда, – продолжал я.

– Но вы прежде немного закусите? – спросил он.

– Нет, я не стану закусывать, – отвечал я. – Я выпил молока в Рато.

– Хорошо, хорошо, – сказал Дойг. – Но вы можете оставить свою лошадь и багаж, так как вы, кажется, остановитесь здесь.