Катуков против Гудериана

Об этом говорят и признания Гудериана, которые приводились ранее. В северном направлении генерал не мог пробиться дальше Мценска, его войска были повернуты на восток, к Туле. Настроение у него было скверное. Это было видно по письму, которое он позже направил жене в Берлин: «Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у меня очень грустное. Наилучшие пожелания терпят крах из—за стихии. Единственная в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда—либо возвратиться. Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем. Необходимо надеяться и не терять мужества, однако это тяжелое испытание…»[50]

Планы гитлеровского командования о быстром продвижении к Туле, а затем и к Москве терпели провал. И причин тут много. Гудериан, например, списывал свои неудачи на превосходство русских танков, на новую русскую тактику, на лютые морозы, а также на недостаток войск, действующих на московском направлении.

Справедливости ради следует сказать, что генерал был побит не числом. Его танковая армия насчитывала 5 танковых, 8 моторизованных и пехотных дивизий.

Катуков в полосе своей обороны фронта противопоставлял немецким бронированным колоннам мастерство танкистов, новую тактику нанесения ударов из засад, атаку на максимальной скорости с ведением огня на ходу, маневр на поле боя для выхода во фланг и тыл противника, подвижную разведку, действия которой распространялись на десятки километров.

Гудериан никогда не знал, где располагаются основные силы Катукова, откуда он нанесет удар, видимо, поэтому и назвал советского командира «генерал хитрость».

Сам Катуков описывает свой успех под Мценском так: «За восемь дней непрерывных боев бригаде пришлось сменить шесть рубежей обороны и вынуждать противника каждый раз организовывать наступление. Удавалось нам и резко уменьшить потери от ударов противника с воздуха. Занимая оборону на новом рубеже, мы устраивали впереди его ложный передний край, отрывали здесь окопы, траншеи, ходы сообщения. Вражеская авиация сбрасывала бомбовый груз по мнимому переднему краю, оставляя нетронутыми действительные позиции наших танков, нашей артиллерии и пехоты. Под Мценском мы бросили клич: «Один советский танкист должен бить двадцать немецких».[51]

Заняв оборону во втором эшелоне, Катуков оборудовал свой КП во Льгове. Рядом с бригадой, на участке Стекольная Слободка — Большая Рябая, находились части 6–й гвардейской стрелковой дивизии, в районе Зайцева держал оборону 5–й воздушно—десантный корпус.

О противнике было известно следующее: танковые колонны, прикрываемые с воздуха авиацией, двигались со стороны Мценска и Волхова, стремились обойти наши фланги. Предстояли новые бои. Бригаде Катукова приказано было совместно с 34–м полком НКВД занять оборону на участке деревень Калиновка — Каверино — Бунаково.

Утром 12 октября Катукова вызвал к телефону начальник Главного автобронетанкового управления Федоренко, поздравил с боевыми успехами, сказал, что Ставка и Верховный Главнокомандующий высоко оценивают действия 4–й танковой бригады.

— Как Москва, Яков Николаевич? — спросил в конце разговора комбриг.

— Держится. Слушайте завтра радио. — И назвал время.

На следующий день Катуков побывал в ударной группе (основные силы бригады), расположенной южнее Льгова, а вернувшись в штаб, попросил Кульвинского:

— Давай—ка, Павел Васильевич, включим радио. Обещают сообщить что—то важное.

Сначала передавали сводку Совинформбюро, потом Левитан зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями начальствующего и рядового состава танковых войск Красной Армии. Среди 32 воинов 4–й танковой бригады были имена Катукова и комиссара Бойко, награжденных орденами Ленина. Многие получили ордена Красного Знамени и Красной Звезды. Поздравляли Ивана Любушкина, удостоенного звания Героя Советского Союза.

Из этой радиосводки Катуков узнал, что совсем рядом, северо—западнее Мценска, сражается 11–я танковая бригада полковника П.М. Армана, переброшенная из—под Ленинграда. Комбриг не удержался, вслух произнес:

— Надо же, Поль Арман тоже здесь, вот здорово!

— Кто это, Поль Арман? — спросил Никитин, видя, как обрадовался Катуков, услышав чью—то знакомую фамилию.

— Это, Матвей Тимофеевич, герой Испании, друг и товарищ. Настоящее его имя — Пауль Тылтынь. В 1932 году я служил в 5–й легкотанковой бригаде, которой командовал его брат Альфред Тылтынь. Где—то теперь этот прекрасный командир? Ничего не знаю о его судьбе.

К разговору подключился Кульвинский:

— Затихнут бои, представится возможность съездить в гости. Гора с горой не сходится…

Встретиться, однако, с Полем Арманом не удалось. 16 октября Катукова вызвали в штаб 50–й армии, предупредили, что разговаривать он будет с Верховным Главнокомандующим.

Сталин, осведомившись о боеспособности бригады, сказал: