Катушка синих ниток

Они старались по возможности не соприкасаться с ее «сиротами» – ветеранами, которым не удавалось вернуться к нормальной жизни, монахинями, бросившими монастырь, китайскими студентами из «Хопкинса»[14], скучавшими по дому, – и считали День благодарения настоящим адом. Контрабандой таскали в дом белый хлеб и хот-доги, напичканные нитритами. Вздрагивали, узнав, что матери поручена организация школьного пикника. А сильнее всего, яростнее всего они ненавидели то, что она постоянно им сострадает. «Бедняжка, – вздыхала она, – у тебя такой усталый вид!» Или: «Тебе, должно быть, страшно одиноко!» Кто-то выражает любовь похвалами; Эбби предлагала одну только жалость. Что ее детям представлялось невыносимым.

И все же, когда Эбби, после того как младший ребенок пошел в школу, вернулась на работу, Джинни призналась Аманде, что не испытывает ожидаемого облегчения.

– Я думала, буду рада, – сказала она. – А сама то и дело ловлю себя на мысли: «Где мама? Почему не дышит мне в затылок?»

– Когда зубная боль проходит, тоже всегда замечаешь, – ответила Аманда, – но это не значит, что ты хочешь ее возвращения.

В мае у Реда случился инфаркт.

Не очень серьезный. Просто на работе Ред почувствовал себя плохо. Не так чтобы слишком, но Де’Онтей настоял и отвез его в больницу. Тем не менее для семьи это стало настоящим потрясением. Ему всего семьдесят четыре! На вид он абсолютно здоров: как в молодости, легко взбирается по лестницам, таскает тяжести и в весе не прибавил ни фунта с самой свадьбы. Но Эбби теперь требовала, чтобы муж ушел на пенсию, и дочери с ней соглашались. А если он потеряет сознание где-нибудь на крыше? Ред заявил, что дома сойдет с ума. Стем заметил, что можно продолжать работать, только на крыши не лазить. Денни не было, поэтому в дискуссии он не участвовал, но в данном случае наверняка принял бы сторону Стема – для разнообразия.

Ред одержал верх и вернулся к работе вскоре после выписки из больницы. Выглядел он прекрасно. Правда, признавался, что чувствует некоторую слабость и устает быстрее, чем раньше. Впрочем, возможно, ему это лишь казалось; родные несколько раз замечали, как он щупает себе пульс и кладет ладонь на грудь, проверяя сердце.

– Все нормально? – спрашивала Эбби.

– Естественно, – отвечал он, раздражаясь, чего прежде за ним не водилось.

Он стал пользоваться слуховым аппаратом, но утверждал, что от него никакого проку, и часто забывал на своем комоде – две розовые пластиковые штуковинки, размером и формой похожие на цыплячье сердце. Как следствие, разговоры с заказчиками не всегда проходили гладко. Чаще и чаще Ред, хоть и с очевидной неохотой, перекладывал эту обязанность на Стема.

Дом он тоже забросил. Стем первый это заметил. Если раньше все здесь было тип-топ – нигде ни торчащего гвоздя, ни щербинки в оконной замазке, – то сейчас тут и там попадались следы запустения. Как-то вечером Аманда пришла с дочерью и, увидев, что Стем возится с рамой сетчатой двери, без особого интереса осведомилась:

– Что-то сломалось?

Стем выпрямился и сказал:

– Раньше он бы такого не допустил.

– Чего не допустил?

– Да сетка едва не вывалилась! И кран в уборной течет, не заметила?

– Бог ты мой, – бросила Аманда и хотела пройти вслед за Элизой в дом, но Стем прибавил:

– Он как будто потерял ко всему интерес. – И Аманда замерла на месте. – Кажется, что ему на все наплевать, – пожаловался Стем. – Я говорю: «Пап, сетка на двери вываливается», а он: «Черт побери, у меня же не сто глаз, чтобы за всякой ерундой следить!»

Это нечто: Ред огрызнулся на Стема. Тот всегда ходил у него в любимчиках.

– Должно быть, ему уже трудно управляться с таким большим домом, – предположила Аманда.

– Это еще не все. Однажды мама оставила на плите чайник, а Нора зашла и видит: чайник свистит вовсю, а папа в столовой как ни в чем не бывало выписывает чеки.

– Не услышал чайник?

– Очевидно.

– У меня от него барабанные перепонки чуть не лопаются, – проговорила Аманда. – Небось папа от него и оглох.

– По-моему, им больше нельзя жить одним, – заявил Стем.

– Да? Вот как.

И Аманда с задумчивым видом прошла мимо брата в дом.

Следующим вечером состоялось семейное заседание. Стем, Джинни и Аманда заскочили словно бы на минутку, без супругов и детей. Стем выглядел подозрительно нарядно; Аманда, как всегда идеально причесанная и с накрашенными губами, была в элегантном сером брючном костюме, который носила на работу; только Джинни, по обыкновению, не позаботилась о внешности: футболка, мятые штаны защитного цвета, длинные черные волосы кое-как собраны в хвост. Эбби очень обрадовалась. Рассадила всех в гостиной, воскликнула:

– Ну разве не замечательно! Совсем как в старые добрые времена! Не в смысле, конечно, что я не хотела бы видеть вас вместе с семьями…

Ред вмешался:

– В чем дело?

– Понимаете, – начала Аманда, – мы тут подумали про ваш дом.

– И что дом?

– Вам, наверное, стало труднее за ним следить, все-таки вы с мамой не молодеете.

– Я могу следить за домом, даже если мне одну руку привяжут за спиной.