Катушка синих ниток

– Что прекратится? – возмутилась Эбби. – Честное слово, неужели трудно проявить капельку гостеприимства?

– Мы хотели собраться в тесном кругу! Но нет, тебе, как всегда, своей семьи мало! Что тебе, нас не хватает?

Однако теперь все уже потихоньку успокаивалось. Хью, муж Аманды, высокохудожественно резал мясо. Он окончил специальные курсы, и с тех пор эта почетная обязанность традиционно возлагалась на него. Ред, наблюдая, бормотал:

– Господи боже ты мой, там ведь нет костей, ну что за театр?

Нора бесшумно входила и выходила, успокаивала детей, вытирала пролитое, а миссис Энджелл, женщина с приятным лицом и седыми голубоватыми волосами, похожими на пух одуванчика, по мере сил развлекала Атту беседой. Расспрашивала о работе, о том, что едят у нее на родине, об устройстве системы здравоохранения. Атта сбивала каждый вопрос на лету. Казалось, те падают на пол, будто пропущенные воланчики.

– А вы будете подавать на американское гражданство? – поинтересовалась миссис Энджелл.

– Абсолютно ни за что нет, – отрезала Атта. А…

– Атта считает американцев недружелюбными, – объяснила Эбби миссис Энджелл.

– Святые небеса! Впервые такое слышу!

– Они притворяются, что они друзья, – сказала Атта. – Мои коллеги всегда спрашивают: «Как поживаете, Атта?» Говорят: «Мы рады вас видеть, Атта». Но что, зовут они меня в гости? Нет.

– Возмутительно.

– Они… как это у вас говорят? Двуликие, – заявила Атта.

Джинни перегнулась через стол и спросила Денни:

– Помнишь Би Джей Отри?

Денни невнятно промычал что-то в ответ.

– Я вдруг ее вспомнила, сама не знаю почему.

Аманда хмыкнула, а Стем застонал. Они отлично знали почему: Би Джей с ее скрипучим голосом и режущим смехом была, пожалуй, самой противной «сироткой» их матери. Денни без улыбки посмотрел на Джинни, а затем повернулся к Атте:

– Полагаю, вы ошибаетесь.

– Да? – удивилась она. – «Двуликие» неправильное слово?

– В этой ситуации да. «Вежливые», думаю, намного точнее. Люди проявляют вежливость. Вы им не слишком нравитесь, поэтому к себе они вас не приглашают, но очень стараются вести себя с вами любезно. Вот и спрашивают, как вы поживаете, и говорят, что рады вас видеть.

Эбби воскликнула:

– Денни!

– Что?

– Или еще, – абсолютно невозмутимо сказала Атта, – они желают мне «приятно провести выходные». Как, спрашивается, мне это делать, хотела бы я знать.

– Точно. – Денни улыбнулся матери; та откинулась на спинку стула и шумно выдохнула.

– Внимание! – прокричал Хью, муж Аманды, нанизав кусок мяса на большую двузубую вилку. – Смотрите-ка, Ред.

– Что?

– На этом куске ваше имя. Видите, он тоненький, как бумага.

Ред кивнул:

– А, хорошо, спасибо, Хью.

Хью, муж Аманды, прославился в семье тем, что однажды спросил, зачем под кустами азалии шнауцер. Он говорил о штуцере для поливных шлангов. В семье этого так и не забыли и часто спрашивали: «Что, Хью, как сейчас под кустами, много шнауце-ров?» Он нравился Уитшенкам, но изумлял их своей безрукостью, бесполезностью в том, что казалось им главным в жизни. Он не умел даже заменить выключатель! Хью тщательно ухаживал за собой, поражал модельной красотой и привык ко всеобщему восхищению. Он постоянно хватался за какие-то новые занятия, однако от недостатка терпения бросал их, а в настоящий момент держал ресторан под названием «День благодарения», специализировавшийся на блюдах с индейкой.

У Хью, мужа Джинни, напротив, были золотые руки; он работал в колледже, где Джинни училась. Другие девочки мечтали о студентах-медиках, но Джинни, лишь глянув на простака Хью – борода цвета опилок, пояс с инструментами низко на бедрах, – сразу почувствовала себя как дома. Вот человек, с которым можно говорить на одном языке! Она вышла за него замуж на старшем курсе, доставив этим некоторые неудобства администрации колледжа.

Сейчас Хью, муж Джинни, расспрашивал Элизу о ее балете, проявляя тем самым большую любезность, поскольку до того с девочкой никто толком не разговаривал.

– Это у тебя из-за балета волосы затянуты? – осведомился он, и Элиза ответила:

– Да, мадам О’Лири требует.

Она села прямее – тоненькая, будто водоросль, плечики нарочито прямые – и потрогала маленький пончик у себя на макушке.

– А если бы у тебя были кудрявые волосы, которые не держались бы так? – не отставал он. – Или если бы не вырастали длинными, как иногда бывает?

– Никаких исключений, – серьезно отвечала Элиза. – Мы обязаны закалывать их на затылке.

– Вот как!

– А еще обязательно прозрачные юбки, – вмешалась Аманда, – поверх трико. Все думают, что им нужно носить пачку, но это лишь для выступлений.

Эбби спросила:

– Джинни, а помнишь, мы одели Элизу в пачку, когда она только родилась?

– Еще бы! – Джинни засмеялась. – Как такое забудешь? У нее их было целых три. Мы ее все время переодевали.

– Твоя мама попросила нас посидеть с тобой, – объяснила Эбби Элизе, – в самый первый раз ей казалось спокойнее поручить тебя родственникам. Ну, мы ей: «Давай, давай, езжай отсюда!» А сами, чуть она за порог, раздели тебя до подгузников и начали наряжать. Перепробовали все до единой вещички, что подарили на бэби-шауэр[21].