Катынь. Ложь, ставшая историей

На обороте предыдущего документа помещён список рассылки. Там, в этом списке, несколько малопонятных пометок, касающихся судьбы первых четырёх экземпляров, но внизу, под штампом: «дополнительная рассылка» одними и теми же чернилами и очень похожим почерком написано: «4 XII — 41 г. Берия — один в запас»; «27 II 59 г. Шелепин — архивный экз.» Но ведь перед нами не архивный экземпляр, переданный Шелепину, а адресованная ему настоящая выписка заседания, состоявшегося 5 марта 1940 года, оформленная по правилам 1939 года, с печатью ЦК появившейся лишь в 1952 году КПСС и датированная 1959 годом, где вдобавок одним почерком и одними чернилами сделаны записи, которые разделяет 18 лет! Не документ, а машина времени со сломанным штурвалом!

Однако самое интересное здесь — не смещение временных пластов, а крохотное упоминание, что 4 декабря 1941 года Берии была послана ещё одна выписка. Если сам список рассылки и не подлинный, то эта запись явно перенесена с настоящего списка, поскольку в контексте провокации 90-х годов она не имеет никакого смысла. Но зачем понадобилось в декабре 1941 года снова ворошить это дело?

А ведь накануне, 3 декабря, Сталин встречался с Андерсом и Котом! Речь там шла как раз о пропавших офицерах, и Сталин обещал ещё раз проверить этот вопрос и уладить дело. Той же датой помечена и справка НКВД о польских военнопленных. Так что самое естественное — предположить, что Берия должен был написать полякам справку об их пропавших товарищах, а то и показать документы, и в том числе полученную выписку[187].

Тогда многое становится ясным — например, почему польские подпольщики вдруг начали искать пропавших офицеров в немецких лагерях.

Правда, остаётся ещё встреча 18 марта, на которой поднимался тот же вопрос. Но как именно поднимался? Давайте вернёмся к этому моменту:

«Андерс заявляет, что он пополнил список офицеров, которых поляки не могут найти, и передаёт этот список тов. Молотову.

Приняв список, тов. Молотов говорит, что офицеры, указанные в предыдущем списке, на территории СССР не были обнаружены.

— Они ушли из СССР, — говорит тов. Сталин.

— Куда? — спрашивает Андерс.

— Неизвестно, — говорит тов. Сталин. — Вам лучше знать.

…

Часть польских офицеров находилась в лагерях на Украине, — говорит тов. Сталин. — При наступлении немцев они разбежались. Много поляков в Венгрии, в Турции…»

Из чего здесь следует, что речь идёт о тех же офицерах, что и в декабре, а не о каких-то других?

Четвёртый документ — сами страницы из протокола заседаний Политбюро, якобы изъятые из соответствующей папки. Сбоку надпись: «Изъято из протокола „ОП“ 4 III 1970 г. в закрытый пакет. Согласовано с т. Черненко К. У.». И неразборчивая закорючка подписи без положенной в таких случаях расшифровки. Причём «тот самый» протокол ещё и зачёркнут — это как прикажете понимать?

А ведь наверняка где-то должны быть копии этих протоколов!

Чёрная ворона среди белых ворон

И последний документ из пакета — так называемая «записка Шелепина». Ну, это вообще чудо, ибо она… РУКОПИСНАЯ!!! Да, именно так — 3 марта 1959 года председатель КГБ Александр Шелепин от руки написал Хрущёву письмо, которое, тем не менее, имеет входящий номер 632-щ и гриф «совершенно секретно». При этом зарегистрирована она была один-единственный раз, при передаче в Особую папку, 9 марта 1965 года.