Катынь. Ложь, ставшая историей.

Стало быть, дела большей части заключенных все-таки в итоге отправили на Особое совещание. Что логично: они с их антисоветскими настроениями идеально вписывались в понятие «социально опасны», особенно с учетом СВБ. Камчатка, конечно, место не слишком радостное, да и лагерь — не санаторий, но, как отчетливо видно из этого документа, речь о расстреле не идет вообще. Да и не факт, что осуждали всех. Как мы помним, еще в первом донесении говорилось, что некоторые категории заключенных целесообразно вообще освободить, и какие в отношении этих людей были приняты решения, мы опять же не знаем…

Что было с пленными из Осташкова дальше? Известно, что их передали в распоряжение УНКВД по Калининской области. Самым надежным свидетельством того, что заключенные Осташковского лагеря были расстреляны, считаются донесения начальника Калининского УНКВД Токарева, состоявшие зачастую из нескольких слов, вроде следующего:

«14/IV[по] восьмому наряду исполнено 300».

В комментариях к этим записочкам пишут: «отправка в Калининское УНКВД, т. е. на расстрел». Почему пресловутый «восьмой наряд» означал расстрел, а не, скажем, посадку картошки на совхозных полях, известно только составителям сборника. Да и как бы то ни было, «исполнено» было менее трех тысяч, а отправлено Токареву — шесть. Где остальные?

Итак, судя по вышеприведенным документам, тех заключенных Осташковского лагеря, которые были признаны социально опасными, отправляли в лагеря на срок от 3 до 8 лет. Надо полагать, кого-то и освобождали или переводили в обычные лагеря для военнопленных — например, тех же рядовых пограничников. Но неужели же в руки НКВД не попал ни один человек, заработавший себе более суровую кару, чем 8 лет лагеря? Такие преступления, как пытки и казни коммунистов, убийства мирных жителей во время карательных экспедиций, переправка банд на советскую территорию, измена Родине (отыскались среди осужденных и бывшие советские граждане, в свое время перебежавшие к полякам) — их не могло не быть. А значит, имели место и соответствующие приговоры. Ну и где же эти люди?

Тех, кто совершил конкретные преступления по уже упоминавшимся пунктам 58-й статьи, должна была судить Военная коллегия или трибуналы военных округов. В донесениях из лагеря об этом нет ни слова. Но 22 февраля вышла директива замнаркома внутренних дел, которая позволяет бросить лучик света на эту тайну:

«По распоряжению народного комиссара внутренних дел тов. Берия предлагаю всех содержащихся в Старобельском, Козельском и Осташковском лагерях НКВД бывших тюремщиков, разведчиков, провокаторов, осадников, судебных работников, помещиков, торговцев и крупных собственников перевести в тюрьмы, перечислив их за органами НКВД.

Все имеющиеся на них материалы передать в следственные части УНКВД для ведения следствия».

В общем-то все правильно: выездная следственная бригада сортирует заключенных и оформляет маловажные дела, а людьми, которые могут быть причастны к серьезным преступлениям, занимаются в тюрьмах, и следствие там ведут не в пример более вдумчивое. И тех, кто имел шансы за прошлые дела либо попасть в заключение на длительный срок, либо быть приговоренным к ВМН, отправляли в тюрьмы.

Много ли было тех, кого отправили согласно директиве от 22 февраля? К тому времени по всем трем лагерям — около 200 человек. Естественно, далеко не все из них получили высшую меру. Кто-то, конечно, получил. Кроме того, в директиве шла речь только об обитателях лагерей для военнопленных, — а многих ведь арестовывали по месту жительства и отправляли сразу в тюрьмы. Сколько же было расстрельных приговоров? В любом случае не больше, чем 1863 минус бывший нарком Ежов с подельниками.

Очень серьезный исследователь Катынского дела Сергей Стрыгин полагает следующее[126]: