Катынь. Ложь, ставшая историей.

Серов — человек очень непростой. По словам того же следователя Яблокова, Шелепин и Семичастный рассказали ему, что «Серов и Хрущев очень тесно сотрудничали на Украине, в том числе в 1939–1940 гг. За Серовым прочно укрепилась слава " палача " и правой руки Хрущева (их объединяли и родственные связи: они были свояками)».

Более того, Александр Яковлев в мемуарах утверждал, что в «пакете № 1» была еще какая-то «записка Серова», которой теперь нигде нет…

Так что эта провокация действительно могла прийти из хрущевского времени. Но в чем ее смысл? Зачем изготавливать совершенно секретный документ в одном экземпляре, который все равно никому не покажешь — и ничего по нему не предпринимать?

Возможно, найти ответ нам помогут два средние абзаца документа, те самые, неуклюжие и кажущиеся чужеродными среди «чекистского» текста. Но они не только чужеродные, а еще и абсурдные, как по форме, так и по смыслу. Первые три фразы: «Для Советских органов… со всеми нежелательными для нашего государства последствиями» — достаточное обоснование необходимости уничтожения дел. С какого перепугу автор записки вдруг начинает рассказывать Хрущеву о «комиссии Бурденко», о которой в Советском Союзе знал каждый пионер? Это в газетном материале требуется излагать фактуру, потому что всегда найдутся читатели, которые ее не знают — а здесь зачем? Неужели генсек не слышал о «комиссии Бурденко»?

А уж сказать, что «выводы комиссии прочно укрепились в международном общественном мнении» — вообще полный бред. Еще совсем недавно «парни Мэддена» возложили вину за катынский расстрел на СССР, а в 1956 году, после речи на XX съезде, группа американских парламентариев открыто призвала Хрущева покаяться за Катынь… Пассаж об «общественном мнении» мог быть напечатан в газете — но не в совершенно секретном письме, где принято было все же писать правду.

Зачем нужно в этом тексте изложение общеизвестных вещей, а также пропагандистская ложь? Предполагаемый ответ прост и очевиден. Нелепые сущности в газетном стиле плодят… для газет! Как внутренний документ письмо абсурдно, но если оно предназначалось для опубликования, все становится на свои места. Опубликовать в то время его могли только на Западе, в первую очередь в Америке. Общее же место западных публикаций о Катыни — «русские уверены, что они заморочили всему миру голову своей фальшивой комиссией Бурденко», а стало быть, этот тезис должен быть подтвержден. Равно как и чудовищная лживость и цинизм большевистского правительства.

Помните свидетельство о разговоре Хрущева и Гомулки? А теперь представьте себе очень простую вещь: Гомулка соглашается, и после совместного выступления Хрущев передает ему «улику» — письмо Шелепина. Которое, во-первых, снимает все вопросы относительно доказательств — нет их, уничтожены КГБ, едва кровавые чекисты почувствовали опасность того, что их злодеяния выйдут наружу. А во-вторых, как материалы XX съезда в кратчайший срок попали через Польшу в Соединенные Штаты, так и это письмо мгновенно окажется в американских газетах, нанеся памяти о Сталине еще один удар чудовищной силы. Хорошая акция, удобно вписывается в процесс «десталинизации» между XX и XXII съездами. Ну и заодно компрометирует всё еще авторитетных противников Хрущева — пытавшихся его скинуть Молотова и Кагановича.

Возможно, задумывалась эта провокация давно, да все случая не было, и потому понадобилось два документа: пока председателем КГБ являлся Серов — «письмо Серова», ну а потом — «письмо Шелепина», что было куда выгоднее. Все-таки Серов — персона достаточно известная и одиозная, а Шелепин, человек в органах новый, куда больше подходил на роль «варяга, пораженного мерзостью КГБ». Разоблачение не состоялось, и верный человек убрал письмо в сейф до лучших времен, а потом, уходя, потихоньку спихнул в архив. Там оно и долежало до 90-х годов, пока о нем не вспомнили в связи с новым всплеском катынской темы…

Впрочем, письмо это ни в коей мере не свидетельствует о том, что поляков на самом деле расстрелял НКВД. Такая же фальшивка, как и остальные, только более ранняя…