Катынь. Ложь, ставшая историей

«Разговор произошёл во время официального визита Гомулки в Москву, накануне выступления на митинге дружбы на одном из предприятий. Хрущёв был основательно под хмельком, рассуждал в привычном ключе о Сталине и его преступлениях и неожиданно предложил сказать на митинге о Катыни как злодеянии Сталина, с тем чтобы Гомулка поддержал это выступление заявлением, что польский народ осуждает это деяние. Оба руководителя отдают почести убитым и (в духе принятых идеологем) завершают митинг констатацией, что общие несчастья, порождение политики Сталина, сплачивают народы, укрепляют дружбу и братство».

Польский лидер пришёл в ужас.

«Гомулка слушал его в огромном напряжении. Через минуту он отозвался сдавленным голосом:

— Вы не отдаёте себе отчёта, какое эхо это может вызвать в нашем народе, какие реакции и настроения, как это может повлиять на польско-советские отношения. Это для нас очень трагичное дело, серьёзное, оно не годится для того, чтобы о нём говорить на митингах. Это могло бы вызвать цепную реакцию. А документы у вас есть? А где лежат офицеры? Все в Катыни? Или ещё где-то? Вы готовы ответить на все вопросы семей? Нет? Этого дела, Никита Сергеевич, так решить не удастся. Если вопрос созрел для выяснения, надо это сделать, но серьёзно, и знать, как повести себя по отношению к последствиям, которые вызовет публичное обнародование дела. Нет, на митинге не будем это начинать.

Хрущёв ещё пробовал уговаривать Гомулку завершить Катынское дело на завтрашнем митинге, но Веслав не уступил»[167].

Итак, единственный источник, тень облака, мелькнувшая над полем… однако тень достаточно правдоподобная. Хрущёв обычно действовал именно так: прокукарекаю, а там хоть потоп. Ведь и речь, которую он произнёс на XX съезде, по воспоминаниям причастных к делу людей, была не той, которая готовилась. Выйти, сказать, сделать что-либо непоправимое, что никогда бы не прошло, если бы готовилось обычным порядком. Действовать так, как предлагал Гомулка — «серьёзно», — его не устраивало ни в коей мере. Во-первых, Политбюро торпедирует это великое начинание, а во-вторых — польский лидер потребовал обеспечивающие документы, а где их взять?

По сведениям того же Костикова, когда Гомулка позднее попытался вернуться к катынской теме, Хрущёв его оборвал:

«Вы хотели документов. Нет документов. Нужно было народу сказать попросту. Я предлагал… Не будем возвращаться к этому делу»[168].

…Как бы то ни было, в 50-е годы катынская мина в СССР не сработала — а ведь это разоблачение, пожалуй, могло уже тогда взорвать Варшавский Договор и нарушить хрупкое равновесие сил в мире. И кому потом, в ядерной пустыне новой Европы, была бы интересна правда…

Однако в 1964 году Хрущёва сняли, пришёл Брежнев, фронтовик и патриот, и «разоблачительные» настроения были похоронены почти на двадцать пять лет, до прихода к власти Горбачёва.

…По свидетельству В. А. Александрова, бывшего помощника секретаря ЦК КПСС Вадима Медведева, в СССР «катынское дело» всплыло осенью 1987 года. Тогда четыре человека направили в ЦК записку. Это были сам Медведев, который до того, как стал секретарём, возглавлял отдел по связям с социалистическими странами, Соколов (по-видимому, тогдашний министр обороны, кандидат в члены Политбюро Сергей Соколов), министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и ещё один секретарь ЦК, приснопамятный Александр Яковлев. В 1992 году Александров вспоминал: