Проблему пленных советских офицеров и политработников поляки в 1920 г. решали быстро и безжалостно – расстрелом на месте
. После этого утверждения польской стороны о том, что НКВД, расстреляв пленных польских офицеров, совершил акт неслыханного в мировой истории вандализма, кажутся издевательскими.О том, что бессудные расстрелы пленных в польской армии не считались чем-то экстраординарным и предосудительным свидетельствует то, что их исполнители свои «подвиги» не скрывали
. О массовости применения практики «пулеметного возмездия » свидетельствует июньская 1920 г. запись дневнике личного секретаря начальника Польского государства и Верховного главнокомандующего Ю. Пилсудского Казимежа Свитальского. Он писал, что деморализации Красной армии и добровольной сдаче в плен ее военнослужащих мешают «ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных», особенно в Белоруссии. Какие либо свидетельства о том, что по фактам бессудных расстрелов в действующей польской армии проводилось служебное или уголовное расследования отсутствуют.Польские и некоторые российские историки навязывают мнение о том, что жестокость поляков в войне 1919—1920 гг. была вызвана жестокостью красноармейцев по отношению к пленным полякам. При этом ссылаются на сцены насилия, описанные в дневниках И. Бабеля, послужившие основой для романа «Конармия».
Однако Исаак Бабель в своих дневниках не приводит факты безжалостной расправы с пленными поляками, но ни одного факта нечеловеческой жестокости большевиков. Таких как «выкалывания польским пленным глаз, отрубания пальцев, сдирания кожи, закапывания и замуровывания живьем»
. Но обратимся непосредственно к дневникам Бабеля. Вот что там написано о расправах с польскими пленными.«18.8.20. Два голых зарезанных поляка с маленькими лицами порезанными сверкают во ржи на солнце.
… Он делает вид, что не слышит, едет дальше, выстрел, полячок в кальсонах падает на лицо и дергается. Жить противно, убийцы, невыносимо, подлость и преступление.
… Гонят пленных, их раздевают, странная картина – они раздеваются страшно быстро, мотают головой, все это на солнце, маленькая неловкость, тут же -командный состав, неловкость, но пустяки, сквозь пальцы. Не забуду я этого «вроде» прапорщика, предательски убитого.
… Впереди – вещи ужасные. Мы перешли железную дорогу у Задвурдзе. Поляки пробиваются по линии железной дороги к Львову. Атака вечером у фермы. Побоище. Ездим с военкомом по линии, умоляем не рубить пленных, Апанасенко умывает руки. Шеко обмолвился – рубить, это сыграло ужасную роль.
Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы, атаку произвел наш эскадрон, Апанасенко в стороне, эскадрон оделся, как следует, у Матусевича убили лошадь, он со страшным, грязным лицом, бежит, ищет лошадь. Ад. Как мы несем свободу, ужасно. Ищут в ферме, вытаскивают, Апанасенко – не трать патронов, зарежь. Апанасенко говорит всегда – сестру зарезать, поляков зарезать…