Катынский детектив

31. А этому делу подручные Геббельса уделяли особое внимание. Так, одно время предполагалось пригласить на раскопки самого Сикорского, во всяком случае Риббентроп дал указание разыскать за границей поляков-эмигрантов, но только, как пишет Мадайчик, «оговаривалось, что это должны быть люди антибольшевистских либо антисемитских убеждений. Однако, — утверждает Мадайчик чуть ли не с гордостью, — предпринятые попытки не дали результатов, желающих участвовать в этом спектакле не нашлось». Когда нечем гордиться, можно гордиться и этим. За границей не нашлось — нашлись в Варшаве. Нам же такое требование немецкого МИДа следует считать Доказательством N 7 версии Сталина.

32. Подбором комиссий занимался и Геббельс: «Вообще отовсюду должны быть посланы полуофициальные личности или комиссии… Вообще работы по раскопке и идентификации должны по возможности проводиться по мере надобности только тогда, когда туда прибывает какая-либо комиссия». Но его, разумеется, занимали и те, кто будет показывать улики комиссиям: «Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство, должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, которые могут действовать ловко и уверенно. Такими же должны быть и журналисты… Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии». Тут вам не туманный пересказ фразы Берии об «ошибке», тут конкретно указывается, что в могилах могут быть вещи, которые похерят всю версию Геббельса. Это Доказательство N 8 версии Сталина.

33. Но вот наконец международная комиссия была создана и приехала в катынский лес к немецкому профессору Г.Бутцу, который орудовал в этом лесу с самого начала. Специалисты были из 12 стран. Один швейцарец, остальные из стран-сателлитов Германии. Это были врачи — судебные медики. Работали они два дня (29 и 30 апреля 1943 года) и, казалось бы, им, медикам, полагалось бы сделать заключение о дате расстрела на основе собственных профессиональных знаний. Но Г.Бутц и «ловкие» немецкие офицеры предложили им сделать заключение на основе отсутствия на телах погибших писем и всего прочего с датами позже весны 1940 года. Надо сказать, что это достаточно оригинальный способ предъявить доказательства — объявить уликой отсутствие улики! Мы этим способом немедленно воспользуемся. Но пока продолжим. Итак, международная комиссия судмедэкспертов подписала протокол о том, что она установила. Этот протокол был 4 мая опубликован «Фелькишер беобахтер». Но как сетует Мадайчик, «не произвел большого впечатления». Однако бригада Геббельса как-то скромно умалчивает, как писался и как подписывался протокол международной комиссии. Поэтому мы имеем право дать слово подручным Сталина, в данном случае — членам этой международной комиссии.

Чехословацкий профессор судебной медицины Ф.Гаек так описывал в 1952 году принцип формирования комиссии: «Тогдашнее министерство внутренних дел протектората передало мне приказ гитлеровских оккупантов направиться в Катынский лес, указывая при этом, что если я не поеду и сошлюсь на болезнь (что я и делал), то мой поступок будет рассматриваться как саботаж и в лучшем случае я буду арестован и отправлен в концентрационный лагерь». Строга была бригада Геббельса. (Это вам не НКВД в деле Меньшагина со своим «мы зайдем в следующий раз»). И вот эта «международная комиссия» с угрозой концентрационного лагеря «в лучшем случае» приступила к написанию протокола со «своими выводами» по катынскому делу. «Небезынтересно, — пишет Гаек, — происходило также составление тогдашнего отчета с подписями судебно-медицинских экспертов из оккупированных европейских стран. Некоторые не владели в такой степени немецким языком, чтобы суметь написать научный отчет. Написал его и стилизировал немецкий врач из Бреславля Бутц…»

Не менее интересно происходило и подписание отчета, о чем свидетельствует уже другой член международной комиссии, болгарский судмедэксперт Марко Марков. Утром 1 мая 1943 года международная комиссия, побыв в Катыни 2 дня и вскрыв 9 трупов, вылетела обратно, но вместо Берлина самолет неожиданно приземлился на глухом уединенном аэродроме. «Аэродром был явно военным, — рассказал доктор Марков. — Там мы обедали, и сразу после обеда нам предложили подписать экземпляры протокола. Нам предложили их подписать именно здесь, на этом изолированном аэродроме!»

Правда, нынешняя бригада Геббельса этим членам международной комиссии уже категорически не верит. Мадайчик пишет: «…правдоподобность изменения мнения М.Маркова умаляет тот факт, что в 1944 году он вошел в конфликт с болгарской народной властью, был арестован и должен был идти под суд „за участие в провокационном катынском деле“. Но после того как он поставил под сомнение свою подпись под протоколом международной медицинской комиссии, его освободили».

Правдоподобность повествования самого Мадайчика сильно умаляют следующие факты.