Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

Таким образом, освобождению после окончания военных действий, предписываемому международными конвенциями, не подлежало абсолютное большинство арестованных и помещенных в лагеря военнопленных представителей польской интеллигенции. Будучи военнопленными или считаясь таковыми, они не пользовались многими правами пленных.

Более того, они составляли большинство не только мобилизованной на войну интеллигенции Западной Украины и Западной Белоруссии, но интеллигенции всей польской территории, центральных и западных воеводств. На 19 ноября по данным УПВ из 8.512 офицеров последних было 5.800, то есть две трети (в Старобельском лагере — 2.500 чел., в Козельском лагере — 3.300 чел.), в Осташковском лагере из 6.483 чел. было 3.600 жителей территории, отошедшей к Германии, то есть более половины. В лагерях Наркомчермета таких было 3.278 чел., в Ровненском лагере — 10.000 чел. Совершенно очевидно, что часть данных округлена, поэтому и приводимая в сводке сумма 22.673 чел. не может быть точной, да она и не охватывает узников других лагерей. Однако и эти данные достаточно ясно показывают общую политику сталинского руководства: в спецлагерях была сосредоточена и не подлежала передаче по месту жительства, в том числе в занятые Германией польские земли, захваченная основная масса представителей управленческого аппарата, и особенно силовых структур, Польского государства и командного состава армии, а также трудовой интеллигенции и интеллектуальной элиты этой страны. Приведенная статистика соответствует пропорциям раздела ее территории: 51,6% отошло к СССР, 48,4% — к Германии^{55}.

Условия в трех спецлагерях мало походили на санаторные. Помещения монастырей отнюдь не были рассчитаны на такую гигантскую нагрузку. Как докладывал в Управление начальник Осташковского лагеря П.Ф. Борисовец, «под жилые помещения приспособлены: а) помещения бывш[его] свинарника на 350 чел., б) подвальное помещение на 120 чел., в) построено 2 деревянных барака на 700 человек...»^{56}. Везде срочно сооружались многоярусные нары, трудно решались проблемы получения соломы для матрасов и подушек, не было необходимых кухонных помещений и оборудования, достаточного количества доброкачественной питьевой воды, не говоря уже о возможности умыться и помыться. Невозможно было одолеть перебои с продуктами, и прежде всего с хлебом. Еда и сон были разбиты на несколько смен. Скученность, низкий уровень санитарии с отсутствием даже необходимого минимума выгребных ям, устрашающее распространение клопов и вшивости, болезни, охватившие за три месяца половину пленных...

Проверяющие из УПВ весьма нелестно отзывались о деловых и моральных качествах начальников лагерей в Осташкове и Козельске, допустивших «сплошной бедлам и уйму неорганизованности»; «вахтенная команда политически малограмотная» и напоминавшая по внешнему обтрепанному виду «партизан времен гражданской войны». Инспекторы и следователи сами запрашивали новое обмундирование, будучи одеты в грязные летние гимнастерки, в то время как следствие приходилось проводить «исключительно с офицерами, комиссарами полиции.., из чисто оперативных соображений нужно одеться, чтобы иметь приличный вид...». Констатировалось, что «в лагере плохо дело обстоит с дровами, приходится вести допрос в комнате одевши, жутко холодно»^{57}.

Пленные вначале терпеливо сносили бытовые невзгоды. Они, по свидетельству обитателя Козельского лагеря И. Кукульского, «внимательно наблюдали и позитивно оценивали отношение работников лагерной охраны к офицерам Войска Польского...»^{58}, находя понимание своих повседневных нужд у лагерной администрации, которая старалась обустроить церкви многоярусными нарами, держать включенными радиорепродукторы с 5 ч. утра до полуночи, почаще крутить киноленты «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», «Человек с ружьем», «Чапаев» и другие — по 3—4 сеанса в день, украсить территорию плакатами, обеспечить несколько гармошек и настольные игры, проводить громкие и массовые читки газет, беседы о сталинской конституции и советской демократии, об успехах строительства социализма в СССР и советской внешней политики и т.д.

Высшие чины из числа пленных, а таких было немало (в Козельском лагере было четыре генерала и один контр-адмирал, сотня полковников, две с половиной тысячи подполковников и т.д., а в Старобельском лагере — 8 генералов, 55 полковников, 127 подполковников и т.д.), были устроены сравнительно неплохо: многие имели не только койки, матрасы, подушки с одеялами, но и постельное белье. Почти все должны были заниматься самообслуживанием и уборкой, рубкой дров и пр. В Осташковском же лагере полицейские были заняты на множестве работ как внутри, так и вне лагеря: в столярных, слесарных, сапожной и портновской мастерских, на электростанции, на строительстве бараков, моста и насыпи, соединившей остров с материком, в пекарне, прачечной и сушке, на заготовке льда для погребов и т.д.