Каурай. От заката до рассвета. Часть 2

И тут снова — от ворот до алтаря — долгим, могучим колесом прокатился колокольный звон. И церковь словно взбесилась.

Одноглазый выругался, перехватил саблю двумя руками и закрутил головой, вглядываясь в самые темные закоулки, откуда разило гнилью и слышались недовольные шепотки. Каждый удар колокола звучал с такой яростной силой, что едва не сшибал с ног. Глаза темных святых и смелых двигались, стены стонали, а деревянный пол бился в такт подземному звону, утробными толчками выдавливая из себя острые гвозди, словно нечто большое и жутко злое просилось на свободу.

Каурай попытался вернуться к гробу, но едва не рухнул, когда снизу отошла доска и наружу полезла длинная кривая рука. Тускло блеснула сталь — когтистая кисть отлетела в сторону, брызгая черной кровью, а из-под полов полился жуткий, жалобный вой. Рядом раскололась другая половица — дыра породила бледную рыбью физиономию. Плоскую морду скосило на бок, выпученные глаза уставилась на одноглазого с каким-то отрешенным выражением. Каурай выхватил штык — чудище взвизгнуло и скрылось, но на его месте тут же выросли два других рукастых монстра.

Не теряя ни мгновения, одноглазый помчался обратно в круг, огибая мычащих горбунов и перепрыгивая рычащих карликов, один за другим вылезающих из-под полов. Сабля сверкала в его руке, наповал разя каждого, кто вставал на его пути. Каурай несся со всех ног, оставляя за собой дорожку из отрубленных рук, клешней и плешивых голов.

Но не успел он добежать до гроба каких-то десятка шагов, как вокруг его сапога сомкнулись костлявые пальцы.

Одноглазый упал на бок, сильно приложившись плечом, и едва не упустил саблю. Вырваться и вскочить не удалось: хватка у упрямого мертвяка оказалась железной. Над ним уже зависала волосатая тень — тяжелая, бугристая стопа держала клинок сабли.

Колокольный звон торжествующе бил по ушам, лишая ориентации и воли к борьбе.

Но Каурай все же попытался: зарычал во все горло и въехал свободной ногой мертвяку в морду. Когти вовсю скрежетали по пластинам его брони, силясь найти неприкрытые бреши, когда следующий штык угодил в ступню — волосатая тень закачалась, на мгновение ослабив нажим. Клинок выскользнул, и Каурай сходу снес державшему его уроду половину трухлявой головы. Однако тиски сжались только крепче, и еще пара мгновений утонули в тяжелом колокольном бое. Новый взмах сабли разорвал монстру сухожилия и гнилая рука с трескам разорвалась на пополам. Одноглазый подскочил, наудачу завертевшись на месте в смертоносном пируэте. Когда лезвие остановилось, окропленное гнилой дурнопахнущей кровью, ножны покинули еще пара штыков и пригвоздили к земле двух иглозубых карликов, подбиравшихся к одноглазому с боков. Каурай не дал им очухаться — в прыжке взмахнул сталью, разрубив обоих напополам, но не остановил смертельный танец. За ними тянулась тройка слепых горбунов, но и их ожидала та же участь. Первому одноглазый не дал даже разогнуться — подрубил ногу и вогнал штык прямо в сгнивший мозг. Второму вдарил сапогом в распухший живот, тут же взорвавшийся гноем, и отбросил рычащую образину на спину — штык закончил дело. Третий впустую черканул лапой по броне и почти сомкнул челюсти на его горле, но клинок оказался быстрее. Зубастая голова покатилась по полу, но это не остановило его шаркающей походки. Горбун прошел еще немного, прежде чем врезаться в группу своих склизких друзей.

Чудовищ меньше не становились — их толпы смыкались. Одноглазый рвался к спасательному кругу, на ходу вытаскивая из поясного кармана склянку с Морцией. Вырвав пробку зубами, он подбросил ее над плешивыми головами. Ударившись о череп карлика изумрудная пыль вырвалась на свободу и вместе с ним накрыла еще пятерых упырей, превращая их шкуру в кипящее желе. Попутно Каурай выхватил штык и послал в морду горбатого монстра, который едва не сцапал его своими щупальцами. Клинок пробил ему грудную клетку, заставил утробно заворчать, но не остановил — горбун продолжил упрямое движение. Тогда следующий клинок влетел ему прямо в морду, скосил ее на бок и принудил чудище рухнуть на пол, уступив место новому порождению мрака. Сабля располосовала и его.

Наконец скакнув через белую черту, Каурай развернулся, вскидывая саблю, и бросил печальный взгляд на арбалет, который он по глупости оставил тварям. В колчане оставалось порядочно болтов, которыми он считай и не пользовался, а портупея со штыками была уже наполовину пуста. Сабля и несколько посеребренных штыков — единственное на что он мог положиться.