— Нет, оно не солгало. Но и не сказало всей правды. Имя того, кто все это сделал, действительно было Матчек Чен, это правда. Но это был не ты. Просто кто-то такой же, как ты.
— Это был я. Ружье рассказало мне и о гоголах тоже.
— Это не совсем так. Не все гоголы одинаковы. Поверь, я это знаю. С тем что-то случилось, произошло что-то плохое, и он так и не смог оправиться.
— Что это было?
Я вздыхаю.
— Не знаю.
— Как же я могу быть уверен, что не закончу так же, как он?
Его широко распахнутые глаза полны отчаяния.
— Я не знаю, Матчек. Не знаю. Но я верю, что мы сами можем решать, какие мы есть. Если тот, другой Матчек тебе не нравится, стань кем-то еще.
— Так вот почему ты так делаешь, — говорит он. — Ты надеваешь другие лица, потому что тебе не нравится тот, кем ты был?
— Иногда.
— Я видел, как ты это делал. Но внутри ты оставался все тем же.
— Извини, Матчек, — отвечаю я. — Я не умею заботиться о других. Я знаю, там, на пляже, ты был счастлив. Я не хотел уводить тебя оттуда. Но выбора у меня не было.
— Ты как-то говорил, что у нас всегда есть выбор.
— Нет, не всегда.
— Как же тогда узнать, есть выбор или нет? — Он вскакивает из-за стола. — Ты говоришь все это, только чтобы я заткнулся! Хочешь избавиться от меня, чтобы спасти свою глупую подружку! И даже не знаешь, зачем!
Он толкает меня со всей силой, какую позволяет вир, и я едва не падаю.
— Матчек, это неправда!
— Замолчи! Ты только и знаешь, что врать! Ты и сам так говорил, когда был
От удивления я растерянно моргаю.
— Что значит другим...
У меня перед глазами извилистыми светящимися змеями вспыхивает Аун. Вир раскалывается и выбрасывает меня. Через мгновение я уже стою в голубом коридоре «Леблана», а глаза жжет, но это реакция на внезапный переход из вира в Царство, а не слезы.
— Ладно, мерзавцы, я все испортил! — кричу я в пустой коридор. — Но вы тоже хороши! Почему вы его не остановили?
Мне никто не отвечает.
Я ищу в своих мыслях намек на присутствие Ауна, но ничего не нахожу.
— Поговорите со мной! Покажитесь!
Опять ничего. Грудь разрывается от праведного гнева.
— Выходите, или я разберу свой мозг на части, но найду вас. Чего вы ждете?
Я разглядываю Принцессу. В прорезях маски тлеющими угольками блестят ее глаза, и я не могу определить, то ли это гнев, то ли жалость.
— Почему ты никогда не показываешь лицо? — спрашиваю я.
— Мне знакомо это чувство.
— Не думаю. Но я стараюсь. И в этом мне нужна ваша помощь. Я должен узнать, что произошло во время Коллапса.
— Для шантажа нет никаких причин. Я поклялся Таваддуд, что...
Мне не видно лица под маской, но мне кажется, что она улыбается.
А потом она исчезает. Только в коридоре остается слабый запах дыма.
Я возвращаюсь в рубку и, пока Карабас ведет корабль, смотрю на потоки Сатурна цвета кофе с молоком.
Я начинаю думать, как восстановить город, как получить сцепленность с Нотч-зоку, чтобы создать Чашу размером с Землю. Чуть позже в хрустальном сердце корабля на мое лицо медленно возвращается улыбка.
Барбикен прав. Пора начать другую игру.
Глава девятая
МИЕЛИ И БОЛЬШАЯ ИГРА
В тени Гектора Лакричные зоку и «Цвайхендер» дожидаются, когда к ним приблизится гражданская война Соборности.
— Я хочу, чтобы все поскорее началось, — говорит Зинда. — Может, пойдем в Круг или в Царство, чтобы скоротать время?
Миели и ее наставница по Большой Игре расположились в центральном жилом отсеке корабля. Отсек напоминает свернутый в цилиндр фантастический лес в миниатюре — с корявыми дубами размера бонсай и мелькающими среди них малюсенькими зеленоватыми гуманоидами. Миели сидит на лесной полянке, в круге камней, едва достигающих коленей, наслаждается теплом крошечного корабельного солнца, у которого есть даже своя орбита, и вдыхает густой запах хвои и прогретой земли. Это вызывает у нее воспоминания о собственном садике.