Кавалер дю Ландро

— Что будем с ними делать? — спросил Десланд, указывая на лежащие тела.

— Зарезать их, как свиней, — сказал Соважо.

— Вздернуть на суку, — предложил Ланьо.

— Расстрелять их. По две пули каждому. Одну в голову и одну в кусок мяса, который заменяет им сердце. Эй! Шенуо, перестань стонать. Женщины, у которых твои товарищи вспарывали животы, наверное, тоже просили о пощаде, а ты только смеялся? А дети, поднятые на штыки?

Так они спорили некоторое время, затем вмешался Ландро:

— Будем великодушны. Разденем их аккуратно и отпустим в Эпес. Но у них деликатные натуры, поэтому оставим им кальсоны и нижние рубахи. Видишь, ты, паршивый докторишка, каким я могу быть милосердным?

Когда их жертвы были готовы в одном нижнем белье отправиться в путь, а друзья вновь сидели в седлах, Ландро сказал:

— Вы сможете найти свое тряпье в «Зеленом дубе», мы не грабители. Просто мы дали вам небольшой урок, по случаю. Счастливого пути, Шенуо!

Таковы были так называемые «ужасные забавы» шевалье…

Кованый сундук

Ночь покрыла инеем лесные заросли и дубовые рощи, окружавшие дом нашего летописца. Поля, уходящие к горизонту, были в черных и белых пятнах и походили на раскинутое полотно. Лесные птицы клевали за окном зерна и крошки, насыпанные щедрой рукой хозяина дома. Он любил природу, зверье и птиц, однажды поняв, что только одна природа по-настоящему невинна. На старости лет он отказался от охоты. Теперь он предпочитал лесные прогулки охотничьим засадам. Комната, где он сидел, громко называлась «кабинет для чтения» и была отделана деревом и увешана портретами. Их писали художники, вызываемые на дом, как позднее будут приходить фотографы, чтобы «щелкнуть» разросшееся семейство. Хотя комната была маленькая и с очень красивым камином, в ней постоянно было прохладно. Но старик был человеком неприхотливым и не очень требовательным. Однако, усаживаясь за письменный стол, и он дышал на пальцы, стараясь их согреть. Затем он тщательно выбирал гусиное перо, внимательно осматривал его острие и начинал писать:

«В дворянских имениях, как и в крестьянских домах, рассказы о похождениях шевалье были главным развлечением гостей. Конечно, рассказчики кое-что присочиняли для того, чтобы поразить слушателей. Более простые, чем мы, по крайней мере, с виду, крестьяне восхищались силой и ловкостью этого дьявола во плоти. Они приветствовали его хитроумные уловки, которые напоминали им о уже далекой эпохе, когда надо было быть более ловким, более смелым и отважным, чтобы выжить. Ландро дрался для удовольствия, чтобы развеять скуку, заглушить боль. В своем кругу мы одобряли его действия, когда он нападал на бывших бонапартистов, скупщиков национализированного имущества, позабытых или амнистированных доносчиков, короче, всех тех, кто когда-то воспользовался нашим поражением. Однако я должен признаться, что мы втайне радовались, а дамы прыскали от смеха, когда находился кто-нибудь, более хитрый и ловкий, чем шевалье.

Так, например, однажды некто Мерле возводил забор вокруг своей фермы. Куча приготовленных жердей лежала прямо на дороге и загораживала путь. Тут появился Ландро на своей Тримбаль и в очень плохом настроении, возможно, даже немного пьяный. „С дороги, Мерле! — закричал он. — И побыстрее!“ Мерле не был трусом, он схватил жердину и огрел ею лошадь. Она развернулась и галопом понеслась в поле, унося своего сыпавшего проклятия хозяина… Мерле был одним из арендаторов шевалье, и это осложняло дело. На следующий день он появился в Ублоньер, чтобы „объясниться“, но был избавлен от этого.

— Браво! — встретил его наш вандейский Дон Кихот. — Я тебя недооценил. Но я признаю свою ошибку. Ты славный малый. Послушай меня. Десланд делает все от него зависящее по хозяйству, но он не может быть и водой, крутящей колесо, и жерновами, размалывающими зерно. Мои лесные владения в запустении. Скоро в них не останется ничего, кроме ворон. Мне нужен егерь. Это место ты заслужил по праву.

Они ударили по рукам, и шевалье пригласил Мерле к столу, сказав:

— Видишь ли, славный Мерле, я люблю людей, которые не знают страха. Но, увы, таких людей очень мало. Мир, спокойствие, все друг другу кланяются — такая жизнь выхолащивает людей. Оскопленный мужчина, что это такое, Мерле? Бык, которого никто не купит, женщина, которая не может родить, да к тому же еще и сварливая! Нет, это не мужчина, это ничто, это меньше, чем ничто!