Владелец более всего хвастался подвалами; это была самая замечательная часть дома; Диксмер и Моран, казалось, мало ценили их, но чтобы доставить удовольствие хозяину, спустились в ту часть, которую владелец называл своим подземельем.
Продавец не солгал; подвалы были прекрасны. Один из них простирался под улицу Кордери так, что слышно было, как над головой катились кареты.
Диксмер и Моран, казалось, ни во что не ставили эту выгоду и даже говорили о том, что надо заколотить вход к этим отделениям, которые, может быть, бесценны для виноторговца, но совершенно бесполезны для простых обывателей, намеревающихся занимать весь дом.
После подвалов осмотрели сперва первый этаж, потом второй, потом третий; из третьего можно было видеть Тампльский сад; он, как обычно, был занят национальной гвардией, которая пользовалась им с тех пор, как королева перестала там гулять.
Диксмер и Моран узнали свою приятельницу вдову Плюмо, угощавшую с привычной ей расторопностью своим товаром; но у них, без сомнения, не было особого желания быть узнанными, ибо они старались укрыться за домовладельцем, который показывал им все выгоды этого вида, столь же разнообразного, сколько и приятного.
Тогда покупатель изъявил желание осмотреть мезонин.
Хозяин, вероятно, не ожидавший этого требования, не взял с собой ключа, но обольщаемый пачкой ассигнаций, которые он имел в виду, немедленно сошел за ним.
— Я не ошибся, — сказал Моран, — этот дом именно то, что нам нужно.
— А что вы скажете, каковы подвалы?
— Это помощь провидения, избавляющая нас от двух дней работы.
— Вы думаете, что они идут в направлении харчевни?
— Они несколько отклонены влево, но это не важно.
— Однако, — спросил Диксмер, — как проведете вы вашу подземную галерею, уверены ли, что достигнете желаемого пункта?
— Будьте спокойны, любезный друг, это уж мое дело.
— Если бы нам подать отсюда знак, который мы желали?
— Королева не может увидеть его с крыши башни; мезонин находится на ее уровне, как я полагаю, да и то едва ли.
— Все равно, — сказал Диксмер. — Тулан или Мони могут увидеть его из какого-нибудь отверстия и предупредить ее величество.
Диксмер завязал узел на конце белой коленкоровой занавески, высунул ее в открытое окно, как бы это случилось от ветра.
Потом оба, словно им надоело быть в комнате, пошли дожидаться владельца дома на лестнице, притворив за собой дверь третьего этажа, чтобы почтенному человеку не пришла охота убрать развевавшуюся занавесь.
Мезонин был чуть ниже башни, как и предполагал Моран. В этом были одновременно и затруднение и выгода: затруднение потому, что нельзя было общаться знаками с королевой; выгода в том, что эта невозможность устраняла всякое подозрение. Естественно, что за высокими домами стража наблюдала больше.
— Надобно бы найти возможность через Мони, Тулана или дочь Тизона дать ей знать, чтобы она была осторожнее, — проговорил Диксмер.
— Я берусь за это, — отвечал Моран.
Спустились; нотариус дожидался в гостиной с подписанным договором.
— Очень хорошо, — сказал Диксмер, — дом мне подходит. Отсчитайте гражданину девятнадцать с половиной тысяч ливров и дайте ему расписаться.
Владелец дома тщательно сосчитал деньги и подписал.
— Тебе известно, гражданин, — сказал Диксмер, — что главным условием было сдать мне дом сегодня же вечером, чтобы завтра я мог поставить мастеровых.
— Что и будет исполнено, гражданин. Ты можешь забрать ключи. Сегодня в восемь часов вечера дом будет очищен.
— Да, виноват, — сказал Диксмер, — ты, кажется, сказал, гражданин нотариус, что есть также выход на улицу Порт-Фуан?
— Как же, гражданин, — сказал хозяин. — Но я велел его заделать, потому что имел лишь одного прислужника, и бедняга из сил выбивался, наблюдая сразу за двумя выходами. Впрочем, дверь так заделана, что за какие-то два часа можно ее снова открыть. Хотите удостовериться, граждане?
— Спасибо, зачем же, — подхватил Диксмер. — Этот выход мне не нужен.
И оба они удалились, заставив владельца дать в третий раз обещание очистить дом к восьми часам вечера.
В десять часов они возвратились: за ними на некотором расстоянии шли пять или шесть рабочих, на которых посреди царствовавшей тогда в Париже смуты никто не обратил внимания.
Сперва оба они вошли. Бывший хозяин сдержал свое слово; дом был совершенно очищен.
Тщательно затворили ставни, высекли огонь и засветили свечи, которые Моран принес в своем кармане.
Вошли пять или шесть человек один за другим.
Это были обычные гости хозяина кожевни, те же контрабандисты, которые однажды вечером намеревались убить Мориса и с тех пор стали его друзьями.
Заперли все двери и сошли в подвал.
Подвал, которым так пренебрегали днем, теперь, вечером, оказался самой важной частью дома.
Заткнули все отверстия, через которые мог бы проникнуть любопытный взор.
Потом Моран мигом поставил пустую кадку и на листе бумаги стал чертить карандашом.
Пока он чертил эти линии, товарищи его вместе с Диксмером вышли из дома, проследовали по улице Кордери и на повороте на улицу Бос остановились перед закрытой каретой.