— Нет, я не сумасшедший; повторяю, ты свободен — и вот тебе пропуск. Когда спросят у тебя, кто ты — отвечай: чиновник из тюрьмы Карм, приходил к тюремному регистратору; хотелось, мол, посмотреть на осужденных; получил позволение, видел, доволен — и уходишь обратно.
— Да ты не глупишь?
— Нисколько; вот и пропуск. Пользуйся случаем. Ты не влюблен; тебе не нужно умирать для того, чтобы пробыть несколько лишних минут у своей возлюбленной и не потерять ни секунды.
— Так вот что, Морис: если можно выйти отсюда, чему, клянусь, я никогда бы не поверил, зачем, прежде всего, нам не спасти ее? А что касается тебя — мы подумали бы еще.
— Невозможно, Лорен; видишь на билете написано: «гражданин», а не «гражданка»; притом Женевьева не захотела бы уйти, оставив меня здесь, и жить, зная, что я умер.
— Если не захочет она, для чего же мне хотеть? — отвечал Лорен. — Разве я слабее женщины?
— Нет, мой друг, напротив; я знаю, что ты самый смелый из мужчин; но ничем в мире нельзя извинить твое упрямство в подобном случае. Перестань, Лорен; пользуйся минутой и доставь нам последнюю радость — знать, что ты свободен и счастлив.
— Счастлив? — вскричал Лорен. — И ты говоришь это не шутя? Счастлив — без вас! Да какого черта я стану делать без вас на земле, в Париже, отказавшись от своих привычек, не надоедая больше вам своим стихоплетством?.. Нет уж, извините…
— Лорен, друг мой!..
— По тому-то самому, что я твой друг, я и настаиваю. Если бы я надеялся в будущем увидеть вас обоих — будь я арестантом, как теперь, я бы перевернул стены вверх дном; но бежать отсюда одному, шататься по улицам, опустив голову под упреком совести, которая беспрестанно кричала бы мне в уши: «Морис, Женевьева!» — проходить по кварталам и мимо домов, где я видел вас живыми и где буду видеть только ваши тени, чтобы, наконец, предать проклятию тот самый Париж, который я так любил!.. Нет, ни за что!.. Мне хорбшо здесь, и я остаюсь.
— Бедный друг, бедный друг! — сказал Морис.
Женевьева не говорила ни слова, но смотрела на него глазами, полными слез.
— Ты жалеешь о жизни? — сказал Лорен.
— Да… за нее.
— А я не жалею, ни по каким причинам, даже не жалею ради Богини Разума, которая… и я забыл сообщить тебе об этом обстоятельстве… на днях наделала мне очень серьезных неприятностей… Значит, я уберусь со здешнего света очень спокойно, позабавлю эту сволочь, которая побежит за тележкой, отпущу четыре хорошеньких стишка мосье Сансону, а там… прощай, честная компания… то есть… да, постойте еще…
Лорен остановился.
— Да, да! В самом деле, надо сходить! — прибавил Лорен. — Я знаю, что я никого не любил, но я забыл, что еще ненавижу кое-кого… Который час на твоих, Морис?
— Половина четвертого.
— Еще успею!
— Разумеется! — вскричал Морис. — Еще остается десять осужденных — значит, история кончится не раньше, как к пяти часам. У нас еще целых два часа.
— Больше и не надо; дай твой билет и одолжи двадцать су.
— Боже! Что вы хотите делать? — проговорила Женевьева.
— У меня есть одна мысль, — сказал Лорен.
Морис вынул из кармана кошелек и передал другу.
— А теперь, ради бога, дай пропуск.
Морис вручил ему билет.
Лорен поцеловал руку Женевьеве и, воспользовавшись мгновением, пока вводили в тюремную контору партию осужденных, перешагнул через скамейки и явился у больших дверей.
— Эге! Кажется, один дал тягу, — сказал жандарм.
Лорен оправился и подал ему билет.
— На, гражданин жандарм, и вперед лучше различай людей.
Жандарм узнал подпись регистратора; но так как в это самое время, как нарочно, регистратор возвращался из суда, то жандарм остановил его.
— Гражданин, — сказал он, — некто желает выйти из Зала мертвых с помощью вот этой бумаги. Годится ли этот пропуск?
Регистратор, которого не покидала дрожь с той минуты, как он безрассудно рискнул приложить свою подпись, побледнел от страха и схватил билет.
— Да, да, это моя подпись.
— В таком случае, — сказал Лорен, — возврати мне билет.
— Нельзя, — отвечал регистратор, разрывая бумагу на мельчайшие кусочки. — Эти билеты служат только на один раз.
Лорен с секунду стоял в нерешительности.
— А, тем хуже, — сказал он, наконец. — Но прежде всего мне должно убить его.
И он выбежал из коридора.
Морис с беспокойством смотрел на Лорена.
— Теперь он спасен, — сказал Морис Женевьеве почти с радостью, когда Лорен скрылся из виду. — Пропуск разорвали… Он уже не войдет сюда, а если бы и вошел, то заседание трибунала кончится к пяти часам, а к этому времени нас уже не будет в живых.
Женевьева вздохнула и задрожала.
— О, сожми меня в своих объятиях, — сказала она, — и уже не расстанемся. Зачем господь не может поразить нас одним и тем же ударом, чтобы мы вместе испустили дух!
И они удалились в самый темный угол зала. Женевьева села возле Мориса и обвила руки вокруг его шеи… Любовь притупила в них чувство приближающейся смерти.
Прошло около получаса.
LV. Для чего ушел Лорен
Вдруг раздался страшный шум. Жандармы растворили низенькую дверь. За ними шел Сансон, а помощники ему несли связку веревок.