Кавалер по найму

Я видел девочку четырнадцати лет, вбежавшую в дом с глянцевым журналом, на обложке которого запечатлелось ее лицо, казавшееся не по годам взрослым: "Мама, мама, посмотри, меня напечатали!" А мама, школьная учительница начальных классов, гладила дочку по головке: какая ты у меня красавица! Потом первая победа на местном конкурсе красавиц, приглашение попробовать себя в качестве модели: однако, деточка, придется пойти на расходы, значица, так, триста долларов обучение, еще пятьдесят — за внесение в базу данных, ну и, разумеется, портфолио, это еще семьсот, если делать его у мастера вроде Влада Локтева, а можно и по минимуму — за двести, но это будет совсем не то... И вся мамина заначка на черный день ушла на это, все до копейки, но не хватило все равно, половину пришлось занять, а отдавалось трудно, в течение года, когда смогла немного заработать, — в основном в ночных клубах, называлось это — "работать по тусовке". Около одиннадцати вечера стой у входа в клуб, получай три флаейрса на бесплатные напитки в баре и слоняйся там в дыму часов до трех-чётырех ночи. Двадцать долларов за работу в качестве живого манекена во славу клубного имиджа: какие красотки у нас водятся! Кастинги, кастинги, редкие показы — трудная жизнь, совсем не та, что рисовалась в мечтах, но это только до тех пор, пока в одном из клубов не завязывается знакомство с черноволосой К. Она, эта К, предлагает нечто очень заманчивое: а что ты, деточка, думаешь про Париж?

Господи, что может девочка шестнадцати лет про это думать? Разумеется, да! Квартира на улице Поликарпова, своего рода "коммуна" для начинающих моделей, потом первый серьезный кастинг — не в задрипанном доме культуры, а в роскошном "Балчуге". Успех, успех! Деточка, мы оформляем тебе загранпаспорт, но ты же должна понимать, что мир моды суров, и вообще, за все в этой жизни приходится драться. Словом, чтобы никаких недомолвок и неясностей не оставалось, мы сейчас из "Балчуга" прокатимся за город.

Я плеснул себе в стакан текилы, глотнул, закурил, держа палец на кнопке прокрутки текста, — этот сюжет я имел случай наблюдать своими глазами всего несколько часов назад. А потом ослепление яркими красками Парижа — первые дефиле на заветном подиуме, первые радости, первая съемка для модного журнала — "ах, как жаль, что мама не видит...". Французский журнал отослан домой по почте. А потом — зима и первая командировка в Швейцарию — старый добрый Давос — в составе "ударного десанта" из пятнадцати модельных девочек: роскошный пятизвездочный отель, светские рауты, коктейли, приемы, на которых сплошь одни русские, — они приехали на всемирный экономический форум, днем они пыжатся во Дворце конгрессов, а вечерами отдыхают в обществе обворожительных соотечественниц, которые — ну надо же, какое совпадение! — завернули на этот уютный горный курорт проездом из Парижа...

Источник живительных сил иссяк с первым светом нарождавшегося дня. Я бросил бутылку из-под текилы в корзину для бумаг, выключил компьютер и сонно помотал головой:

— Да, если это появится в печати, то может быть большой скандал.

И дело не в том, что фирма занималась торговлей девочками с подиума. И даже не в том, что где-то оседал компромат на клиентов фирмы.

А в том товаре, который фирма получала и которым потом торговала: информация. И если верить словам той замарашки, что встретилась Бэмби на Монмартре, это была именно та информация, которая стоила очень больших денег.

— Мне жаль, Бэмби, но, боюсь, тебя ждет еще одно разочарование.

Олененок знал достаточно, но не видел главного. Того, что во главе бизнеса стоит именно человек из Канна. Тот самый, что в один прекрасный день возник на набережной Круазетт в красном "феррари" и увез ее в новую жизнь...

Я кое-как переполз от стола на кровать, сморенный сном. Последняя мысль, которая растаяла с первым солнечным лучом, проникшим в комнату, была такая: мне надо выспаться, чтобы к четырем часам быть в форме.

Ведь наступила пятница. А по пятницам после четырех некий любитель сигар, имевший привычку покручивать перстень на пальце, заходит в клубную библиотеку выпить рюмку шерри.

Будильник, заведенный на три часа дня, так и не успел вскрикнуть, разгоняя мой сон, — еще за час до срока, блуждая в потемках тягучего и бесформенного сновидения, наводненного бесплотными образами, среди которых плыл и некто, очень на меня похожий, настолько же призрачный и бесплотный, я вдруг начал чувствовать свое тело, вернее, желудок.