Это удар. Они ждали его, но что же можно ему противопоставить?
На скамьях Жиронды растерянность.
Монтаньяры снова поднимаются. Они горячо аплодируют. И тут к низкому голосу Дантона вдруг присоединяется высокий голос, вступающий в перекличку с оратором. Это Марат. Он горяч и нетерпелив. Забыл ли Дантон чье имя — Марат подсказывает его, не привел характерную деталь — Марат торопится ее привести.
Дантон упоминает о патриотах, павших вследствие козней жирондистов.
— Лепельтье,[12]
— подсказывает Марат, — Мишель Лепельтье!Дантон говорит об их переписке с Дюмурье.
— Есть письма Жансонне! — уточняет Марат.
Дантон говорит об интригах жирондистов.
— А их интимные ужины? — напоминает Марат.
— Они устраивали тайные ужины с Дюмурье! — подхватывает Дантон.
— Ласурс, Ласурс принимал в них участие! — восклицает Марат, потрясая кулаком. — О, я изобличу этих заговорщиков!..
— Он шпорит Дантона, словно всадник коня, — улыбнулся Робеспьер.
— Да, — ответил Сен-Жюст, — похоже, быки превращаются в матадоров.
Между тем оратор подходит к выводам. Он снова обращается к Горе:
— Хотите услышать слова, которые будут ответом на все?
— Да, да, требуем этого! — кричат монтаньяры.
— Великолепно. Тогда слушайте! Я думаю, что больше нет ни мира, ни перемирия между патриотами-монтаньярами, настаивавшими на смерти тирана, и негодяями, которые хотели его спасти, чем опозорили нас перед всей Францией!
— Вот он и добрался до сути дела, — заметил Неподкупный.
Аплодисменты сотрясают своды зала. Монтаньяры стоя кричат:
— Мы спасем отечество!
Слышен голос Марата:
— Да, мы спасем отечество, мы будем поражать изменников, где бы они ни окопались: среди депутатов, министров, генералов. Будем же всюду поражать изменников!..
Это заседание имело весьма важные последствия.
4 апреля Конвент принял на себя управление армиями и послал на фронт восемь комиссаров с широкими полномочиями; они были обязаны подготовить крепости к обороне и установить контроль над генералами. Бернонвиль на посту военного министра был заменен Бушоттом, человеком трудолюбивым и преданным революции. Потом принялись за жирондистский Комитет обороны. Комитет давно вызывал упреки; состоявший из 25 членов, он носил характер совещательного учреждения: в нем много говорили, но мало делали. 5 апреля начались прения по вопросу его реорганизации. Жирондисты отчаянно сопротивлялись и снова кричали о «диктатуре». Тогда Марат бросил фразу, ставшую крылатой:
— Свободу должно насаждать силой; настал момент, когда деспотизм свободы сметет с лица земли деспотизм королей!..
6 апреля Конвент издал декрет о замене Комитета обороны
— Теперь народ добьет ее, — сказал Робеспьер. — Впрочем, сейчас мы должны показать Франции, что кипящая в Конвенте борьба — не борьба страстей, а борьба идей: самое время заняться будущей конституцией.
7
Со времени его первого политического труда проблема общественного договора постоянно волновала Сен-Жюста. Потому он и рвался в Конвент, что Конвент был избран с единственной целью — сформулировать и принять основной закон свободной Франции; это было завещано восстанием 10 августа, низвергшим вместе с королевской властью и устаревшую цензовую конституцию. Но Конституционная комиссия, состоявшая из жирондистов, раскачивалась медленно: только 15 февраля Кондорсе представил от ее имени проект, встреченный весьма сдержанно. В Якобинском клубе Кутон подверг его резкой критике, отметив, что вариант Кондорсе мало чем отличается от конституции 1791 года, будучи абстрактным, схоластичным и во многом антинародным. Тогда-то Сен-Жюст и углубился в конституционные проблемы. События марта отвлекли его; снова и с еще большим упорством он погрузился в них с начала апреля.
Вопрос Робеспьера, читал ли он трактаты Руссо, задел Антуана: произведения Жан-Жака были для него родными и близкими, с ними он познакомился еще в ранней юности, а затем тщательно изучал их в студенческие годы в Реймсе. Именно Руссо открыл ему глаза на естественное право, народный суверенитет и добродетель.
Добродетель… За нее Сен-Жюст был особенно благодарен великому философу. Понятие это как бы разделило его жизнь на две части…