Кавалер Сен-Жюст. Повесть о великом французском революционере

С тех пор Филипп оказался в плену у прелестной Элизы. Но отныне он напрасно ждал ее у Конвента: девушка больше не обнаруживала желания слушать речи. Тогда Леба начал действовать. Будучи близко знаком с Робеспьером, он сумел войти в дом Дюпле. И увидел, что опоздал…

Отчаяние Филиппа было так велико, что он даже заболел. Тем временем произошла размолвка Элизы с Сен-Жюстом, размолвка, о которой он долго и не подозревал. А потом Элиза уехала в Шуази…

Вот здесь-то, на лоне природы, имея неограниченные досуги для размышлений, девушка, в первые дни занятая своим горем, потом стала успокаиваться и вспоминать… Вспомнила красивого и деликатного молодого человека — не чета этому грубияну Сен-Жюсту — молодого человека, который бросал на нее пламенные взоры и был с ней так предупредителен и чуток…

Теперь Элиза рвалась в Париж.

Каково же было ее изумление, когда, вернувшись домой и на первом же вечере в первый четверг проявив к Филиппу, осунувшемуся и похудевшему, всю допустимую нежность, она почувствовала в ответ ледяной холод… И тогда Элизе показалось, что она любит Филиппа.

При следующей встрече молодой человек буквально ошеломил ее. Он сказал, что хотел бы жениться и, испытывая к ней глубочайшее уважение, просит ее подыскать ему невесту…

Бедняжка спросила чуть слышно, какой должна быть эта невеста.

И тут безжалостный «сердцеед» стал перечислять качества, которые совершенно отсутствовали у нее, Элизы…

Она была близка к обмороку.

Филипп почувствовал это и протянул к ней руки.

— Тебя, одну лишь тебя люблю я и буду любить всю жизнь! Прости меня, дорогая Элиза, я поступил очень коварно и скверно, я мстил тебе за ту боль, которую ты мне причинила. Еще раз умоляю, прости!..

Девушка, рыдая, упала ему на грудь.

…Все это много времени спустя, в Эльзасе, Филипп сам поведал Сен-Жюсту. А вот об успешном завершении романа ему рассказал Робеспьер как раз в конце июня 1793 года. Между обсуждением двух вопросов государственной важности…

— Кстати, — вдруг совершенно некстати проговорил Робеспьер, — а у нас скоро будет свадьба.

Сен-Жюст изобразил удивление, хотя вовсе не был удивлен.

— Да, да, — продолжал Робеспьер, — в этом месяце или в начале следующего.

— А кого жените? — с деланным интересом спросил Сен-Жюст.

— Выдаем замуж Элизу… Нет, ты только послушай, — Робеспьер вдруг рассмеялся, и это было так неожиданно, что Сен-Жюст даже вздрогнул. — Ты только послушай, — продолжал Робеспьер. — Несколько дней назад подходит ко мне старина Дюпле и говорит, а у самого вид какой-то кислый: «Максимильен, только что у меня было пренеприятнейшее дельце». — «Какое?» — спрашиваю я. «А такое, что дал от ворот поворот одному парню, и теперь Бабетта пускает слюни». И он рассказал, что к нему явился наш милый Филипп и торжественно просил руки его дочери. «Хорош, нечего сказать, — воскликнул я. — Да ведь это порядочнейший молодой человек, якобинец и патриот, всегда принятый в твоем доме!» — «Это верно, — почесал за ухом Дюпле. — Стало быть, зря я ему отказал». — «Еще бы не зря! Да я тебя просто не понимаю, друг мой». — «А ты ручаешься за него?» — «Сердцем и головой». — «Ну, тогда это можно исправить, благо молодец еще не ушел — он утешает Бабетту».

И тут Робеспьер захохотал так громко и заразительно, что ему мог позавидовать любой мальчишка. Но вдруг оборвал смех.

— Однако, — заметил он, — мы сильно отвлеклись. Продолжим же наш разговор. Итак, выступая в Конвенте, ты намерен сказать…

Сен-Жюст прекрасно знал, что намерен сказать, хотя до его выступления оставалось еще добрых две недели, что же касается предполагаемой свадьбы, то она, несмотря на успешное сватовство Филиппа, не была сыграна ни в июне, ни в июле. Весьма серьезные обстоятельства отвлекли Робеспьера и его друзей от этого домашнего торжества.

9

8 июля Антуан поднялся на трибуну Конвента и сделал доклад о 32 лидерах Жиронды, подвергшихся аресту в результате народного восстания.

— Заговор, о котором я буду говорить, уже обнаружен; мне нет надобности уличать людей, они сами уличили себя; мне нужно просто рассказать вам, в чем дело…

Так начал он свой доклад.

Спокойно, не спеша размотал клубок всех ошибок и преступлений жирондистов от их выхода на историческую арену и до сего дня; обвинил их в скрытом роялизме, в подстрекательстве к междоусобной войне под предлогом подавления анархии; показал лицемерие, с которым все свои вины, в том числе и «сентябрьские убийства», они пытались приписать подлинным патриотам.

Тон докладчика постепенно суровел; он упомянул много имен в весьма тяжелом для них контексте, и депутаты ждали радикальных выводов. Но выводы оказались гораздо менее радикальными, чем можно было ждать.

— И все же, — заключил Сен-Жюст, — свобода не будет жестокой по отношению к тем, кого она обезоружила. Подвергните проскрипции тех, кто бежал, чтобы поднять мятежи; бегство их свидетельствует о недостаточной строгости их ареста. Накажите их не за то, что они говорили, а за то, что они сделали. Судите остальных и объявите прощение большинству: ошибку не следует смешивать с преступлением.