Все началось с того, что Парижская коммуна опубликовала давно подготовлявшиеся таблицы максимума. Новые цены оказались значительно более высокими, чем прежние. Это вызвало недовольство в столице. По словам наблюдателей, санкюлоты собирались группами на площадях и у лавок, громко выражая негодование и выкрикивая угрозы богачам, требуя снижения цен и более строгой регламентации. Комитет общей безопасности арестовал «коноводов». Одновременно правительство пошло на уступки: новый национальный агент Пейян 29 жерминаля объявил о нормировании продажи мяса; на мясо как ранее на хлеб, были введены специальные карточки. Но эта мера не удовлетворила санкюлотов. В Париже вспыхнули народные волнения, живо напомнившие Сен-Жюсту начало сентября 1793 года; 2 флореаля поднялись рабочие табачного производства, к ним присоединились подмастерья пекарей, затем портовые грузчики. По улицам шли манифестации, грозившие охватить всю столицу. Сотни рабочих осаждали Коммуну, требуя более строгого контроля над распределением продуктов и увеличения им работной платы. Пейян стал на точку зрения закона: манифестанты трактовались им как «контрреволюционеры», «наследники Эбера» и «агенты Питта». Дело было передано в новое Бюро общей полиции.
Сен-Жюста глубоко потрясло происшедшее. Человек твердый как сталь, он не сразу решился на крутые меры Конечно, с помощью солдат Анрио недовольных можно было бы легко смять и уничтожить. Но не означало бы это крах революции? Не слишком ли много «агентов Питта» и «наследников Эбера»? Не являются ли они значительной частью того «державного народа», во имя которого идет вся борьба внутри и вне республики?..
5 флореаля он написал на полях рапорта Бюро: «Необходимо выявить виновников скоплений и законность их требований. Установить причины беспорядков и воздать справедливость тем, кому следует». Отдав рапорт Лежену, он отправился к Неподкупному.
Неподкупный был чем-то сильно взволнован. Он перебросил Антуану один из листков, лежавших на столе. Сен-Жюст прочитал: «Накануне моего прибытия шесть замаскированных людей явились около половины десятого на дачу гражданина Гра, хорошего патриота, которого ты, должно быть, знаешь, схватили его близких, заперли их, а самого Гра отвели в погреб и расстреляли на глазах его маленького сына, которого заставили держать лампу…»
— Что это? — удивился Сен-Жюст.
— Письмо с юга. Мне передал его Пейян. — Лицо Неподкупного конвульсивно дергалось. — Всего лишь один из многочисленных примеров… А вот другой. Деревня Бедуен в департаменте Воклюз. Подлинный штаб мятежа. Здесь собираются роялисты и неприсягнувшие священники, подбивающие народ к свержению республики… Они состоят в переписке с эмигрантами и хранят белые кокарды…
Отложив письмо и уткнувшись неподвижным взглядом в стену, Робеспьер прошептал:
— Кругом организуются «черные банды», включающие и должностных лиц… Под шумок скупаются национальные имущества на фальшивые ассигнаты… Да это же новый федерализм!.. Юг кипит…
Сен-Жюст пожал плечами.
— Зачем так далеко ходить? Посмотри, что делается в Париже..
— Знаю, знаю. Всё происки контрреволюционеров. Их надо выжигать каленым железом.
Сен-Жюст с сомнением покачал головой.
— Одна ли здесь контрреволюция? Мне кажется, дело сложнее.
— Да, ты прав. Не скажу, что мы зашли в полный тупик, но с некоторых пор положение сильно осложнилось. Революция начала как бы топтаться на месте. Скажи, где энтузиазм прошлых лет? Где прежняя вера в незыблемость наших идей? Что мы видим сегодня? С одной стороны, рабью покорность, пресную «лояльность», верноподданническую лесть, с другой — интриги, тайную возню, подогреваемую иноземцами и ставящую целью погубить республику. Подумай, что получается. Внешне все обстоит прекрасно: республика крепка, фракции уничтожены, Конвент един, в ратуше патриоты, в армии преданные революции генералы и офицеры. Но к сожалению, это лишь оболочка; загляни вглубь и увидишь недовольство, ропот, вражду. И это повсеместно — не только на юге, но и на севере, да и здесь, в Париже. Недовольны все. Крестьяне злятся на реквизиции продовольствия и людей, рабочие протестуют против максимума заработной платы, собственники возмущены правительственной регламентацией, законами против скупщиков и спекулянтов. Мы обещали всем: в вантозе — рабочим и крестьянам, в жерминале — промышленникам и торговцам. И конечно же не только обещали. Но люди хотят большего. И как примирить рабочих с предпринимателями или крестьян-бедняков с богачами? Ведь, идя навстречу одним, неизбежно ухудшаешь положение других. И вот, используя всеобщее недовольство, не оживут ли вновь силы, которые дремлют, — остатки эбертистов и дантонистов? Не усилится ли вновь вмешательство иноземных «благодетелей» в жизнь республики?..
Сен-Жюст слушал с глубоким вниманием. Потом сказал: